Настанет время

Константинополь, вторая половина дня 13 апреля 1204 года… Хэйвиг вышел на аллею, ведущую на холм. Не слышно было привычного стука копра, скрипа колес, звона колоколов, смеха, голосов, криков детей. Но зато слышались отдаленный рев пожара и вопли перепуганных людей. Где-то совсем рядом залаяла собака.

Он приготовился. Девятимиллиметровый «Смит и Вессон» висел на поясе, патронами он набил карманы куртки.

Остальное снаряжение и хронолог сунул в металлический ящик, который сейчас висел у него за спиной.

Он шел по улице и видел запертые двери, окна с наглухо закрытыми ставнями, Все люди спрятались в своих домах: голодные, перепуганные, они пытались найти спасение в молитвах. Это был район ювелиров. Разумеется, здесь жили не только ювелиры. Бедняков хватало и здесь, как и везде. По внешнему виду домов никак нельзя было сказать, кто здесь живет, богач или бедняк. Видимо, те, кто разрушил дом Манассиса, руководили толпой. Здесь ли они еще? Вначале Хэйвиг не был уверен, что прибыл в нужное время, но вскоре увидел их.

Он повернул за угол. На мостовой лежал труп мужчины с разбитой головой. Над ним склонилась женщина. Хэйвиг, проходя мимо, услышал: «Разве не достаточно того, что ты заставил его предать нашего соседа? Во имя Христа, разве этого недостаточно?»

Нет, подумал он.

Он прошел мимо. Что он мог сделать для этой несчастной женщины? Ведь в своей одежде он был для нее франком. Хотя в то время, когда родился он и она сама, ее горе уже было погребено пылью столетий.

По крайней мере, подумал он, теперь я знаю, как крестоносцы обнаружили лавку Дукаса. Видимо, прежде чем грабить город, разведчики, знающие греческий язык, тщательно изучили этот район и теперь со своими товарищами решили тут поживиться. Он также понял, что правильно рассчитал время прибытия.

Вопли, звон оружия, стук каблуков по мостовой разносились но улице. Хэйвиг сжал зубы. «Да, — подумал он, — я пришел вовремя».

Он ускорил шаг, желая поскорее подойти к дому, чтобы узнать, с кем ему придется иметь дело.

Вот и эта улица. Тяжесть навалилась на него, мускулы одеревенели, подошвы стучали ко камням в такт ударам сердца, во рту пересохло, горький дым раздражал ноздри.

Вот!

Один из раненых крестоносцев увидел его, с трудом встал на колени, поднял руки. Кровь залила его плащ, капая на мостовую.

— Друг! — прохрипел он. — Брат, ради Иисуса…

Другой, еще живой крестоносец мог только стонать. Хэйвигу очень хотелось ударом ноги выбить ему зубы, но он устыдился своего порыва. Он шагнул мимо стоящего на коленях крестоносца, тянувшегося к нему, поднял руки и крикнул по-английски:

— Прекратите огонь! Я из Ээрии! Инспекция! Прекратите огонь и впустите меня! — И, чувствуя тяжесть в животе, пошел к двери.

Возле двери стояла повозка, в которую был запряжен мул. Животное было привязано к дверной скобе. Оно двигало ушами, отгоняя мух и без интереса смотрело на умирающих крестоносцев. Видимо, в повозке предполагалось везти драгоценности, золото, серебро к ожидавшему кораблю.

Вход никем не охранялся. Хэйвиг остановился, осмотрел дверь. Тяжелая, массивная. Видимо, франки хотели взломать ее. Внезапно она открылась. Хэйвиг понял, почему: засов был взорван. Кажется, мальчики Уоллиса воспользовались динамитом. Почему же они ворвались сюда силой? Такое появление могли напугать всех в доме, затруднить задачу переправки их в безопасное место.

До него донесся крик из дома:

— Нет, о нет, пожалуйста!

Это был крик Ксении, сопровождаемый ругательствами и хохотом. Хэйвиг отшатнулся, словно его ударили.

Как ни старался, он пришел слишком поздно. К моменту его прибытия агенты взломали дверь и проникли в дом. Они поставили человека у дверей, чтобы тот встретил грабителей, о которых предупредил Хэйвиг. Сейчас он сделал свое дело и присоединился к остальным, чтобы развлечься вместе с ними.

Секунду, которая показалась ему вечностью, Хэйвиг ругал себя, свою глупость. Или наивность — он был еще новичком в таких делах. Хватит. Сейчас он здесь, и нужно спасти хотя бы то, что можно спасти.

Его крика никто не слышал. Он крикнул еще раз и прошел в дом, в знакомые комнаты. Крик о помощи слышался из той части дома, где находились лавка и кладовые.

Туда согнали всю семью, учеников, слуг. В большой комнате было светло, так как двери и окна, выходившие в маленький дворик, патио, были открыты. Хэйвиг увидел цветочные клумбы, апельсиновые деревья в темной густой зелени, фонтан, разбрызгивающий воду… даже бюст Константина, который безразличным взглядом смотрел на все вокруг. В комнате стояли рядами шкафы и столы, где находились произведения искусства, созданные Дукасом и его учениками.

Сам Дукас лежал возле входа. Череп его был расколот. Кровь залила пол, впиталась в белую тунику ювелира, окрасила седую бороду. Рука его все еще сжимала миниатюрный ювелирный молоточек, которым он пытался защитить своих женщин.