Наставление в христианской вере, тт. 1,2

О ЗНАНИИ БОГА, КОТОРЫЙ ЯВИЛ СЕБЯ ИСКУПИТЕЛЕМ В ИИСУСЕ ХРИСТЕ

ОНО БЫЛО ПРЕЖДЕ ДАНО ОТЦАМ КАК ЗАКОН, А ЗАТЕМ БЫЛО ОТКРЫТО НАМ В ЕВАНГЕЛИИ

Глава I

О ТОМ, КАК ВСЛЕДСТВИЕ ПАДЕНИЯ И МЯТЕЖА АДАМА ВЕСЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ РОД БЫЛ ПРЕДАН ПРОКЛЯТИЮ И ОТПАЛ ОТ СВОЕГО ИСТОЧНИКА, А ТАКЖЕ О ПЕРВОРОДНОМ ГРЕХЕ

i. Не случайно древнее изречение так настойчиво советует человеку познать самого себя¹. Ибо если мы считаем постыдным ничего не знать о вещах, окружающих нас в жизни, то незнание самих себя много постыднее: из-за него мы, принимая решения относительно окружающих нас вещей, обманываем самих себя и даже оказываемся совершенно слепы. Раз совет познать себя столь полезен, то не должны ли мы остерегаться его неверного толкования, что, как мы видим, произошло с некоторыми философами? Ибо, призывая человека познать самого себя, они шаг за шагом подводят его к мысли о его достоинствах и превосходстве, не дают ему увидеть ничего, кроме того, что укрепляет его в тщетной самоуверенности и наполняет гордыней.

Истинное же познание самого себя заключается в постижении и оценке того, что дано нам при сотворении, а также той щедрости, с которой Бог продолжает являть нам свою благую волю. Это истинное познание необходимо для того, чтобы узнать, в чём именно состоит превосходство нашей природы, если бы она проявилась во всей своей полноте; чтобы задуматься над тем, что у нас нет ничего своего, что

всё данное нам Богом мы получили даром, дабы постоянно от Него зависеть. Далее, нам следует ясно увидеть наше жалкое состояние как следствие падения Адама, чтобы осознание этого подавило в нас всякое самомнение и самодовольство и, повергнув в стыд, привело к смирению. Поскольку Бог сотворил нас по образу своему (Быт 1:27), пожелав возвысить наш дух к добродетели и всяческому благу вплоть до созерцания небесной жизни, нам полезно помнить, что нам даны разум (raison) и способность понимания (intelligence), чтобы стремиться к за-мысленной для нас цели — блаженному бессмертию, уготованному нам на небесах,— и чтобы честь, до которой возвысил нас Бог, не была поругана нашим небрежением и испорченностью. Однако мы не сохранили это изначальное достоинство, но, напротив, наблюдаем печальное зрелище нашего уродства и ничтожества, ибо в лице Адама мы отпали от своего Источника. Отсюда проистекает и наша злоба, и наша неспособность к подлинному смирению. Но одновременно в нас загорелось новое страстное желание искать Бога, дабы вновь обрести в Нём все блага, которых мы оказались лишены.

2. Божественная истина требует от нас искать, честно глядя на самих себя, то есть требует такого познания, которое бы отгоняло от нас всякую мысль о собственной добродетели, лишало бы нас всякого основания для самодовольства и вело к смирению. Если мы хотим научиться правильно чувствовать, мыслить и действовать, мы должны строго следовать этому принципу. Я сознаю, насколько приятнее человеку, когда его уверяют в его достоинствах и прелестях, нежели когда говорят о его бессилии и ничтожестве, о его позорном состоянии, от сознания которого он должен был бы рухнуть в бездну стыда. Ибо для человеческого духа нет ничего приятнее меда сладких слов и лести. Ведь человек, когда оценивается его имущество, весьма склонен верить каждому слову, которое свидетельствует в его пользу. Поэтому неудивительно, что в это пагубное состояние пришло большинство людей. Пока люди будут любить себя столь необузданно и слепо, они будут верить, что всё в них весьма достойно.

Не располагая иными доводами, все принимают расхожее мнение, будто человек сам по себе способен вести добродетельную и счастливую жизнь^{2 а}. Если даже и находятся такие, кто способен на большую

^а Августин. Письма, 186, гл. XI, 37 (Паулину Нолану); 155, гл. I, 2-3 (Македонию) (MPL, XXXIII, 830, 666 р.).

скромность и что-то уступает Богу, дабы не создалось впечатления, что они приписывают себе абсолютно всё, тем не менее и эти люди проводят разделение так, что основная доля славы и достоинства остаётся за ними^а. Поскольку человек очень склонен хвалить сам себя, то и со стороны других для него нет ничего приятнее пустой лести, тешащей глубоко укоренённое в нём тщеславие. Поэтому тот, кто более всех восхищается великолепием человеческой натуры, и более всех угоден людям.