— О, черт возьми, — у Магни не было такого терпения, как у Арчера, и вместо того, чтобы помочь мне снизу, он быстро забрался туда, где я была. — Просто делай, как я тебе говорю, — сказал он и показал мне, куда именно ставить ногу и за какую ветку держаться. С его помощью я спустилась вниз менее чем за две минуты.
— Спасибо, — сказала я и вытерла руки. — Я благодарна вам обоим.
— Ты сможешь бежать, чтобы вернуться в школу? — спросил меня Магни.
— Я так не думаю. Может быть, я и могу бегать трусцой, но я ни за что не смогу угнаться за вами двумя, если вы начнете бежать на полной скорости.
— Я побегу с тобой, — предложил Арчер и повернулся к Магни. — Я прослежу, чтобы она благополучно вернулась в школу.
Мой большой защитник колебался, и я подумала, что это потому, что он знал, как сильно я невзлюбила Арчера после порки.
— Кайя, ты хочешь, чтобы я остался с тобой, или ты не против пробежаться с Арчером? — За последний месяц Магни успокоился и уже не давил на меня так сильно, как раньше.
Благодарная за то, что я пережила свою встречу с медведем, и благодарная за то, что Арчер пришел мне на помощь, я помахала рукой Магни.
— Все в порядке, беги сколько хочешь, — заверила я его.
— Отлично. — Магни взлетел с грацией пантеры, перепрыгивая через бревна и исчезая со скоростью, за которой я никогда не смогла бы угнаться.
— Мне жаль, что тебе пришлось вернуться за мной, — сказала я Арчеру таким же дружелюбным тоном, как и в ту ночь, когда мы встретились. — Я сказала Шелли, что в этом нет необходимости, но это было до того, как медведь чуть не напал на меня, и теперь я благодарна, что ты вернулся, чтобы спасти меня. — Мы шли, и я была удивлена, что Арчер не пытался поторопить меня. Может быть, он все-таки не был таким грубым и ужасным.
— Почему ты позволяешь детям спать с тобой? — спросил он, меняя тему.
— Потому что мне не нравится мысль о том, что они будут плакать перед сном. Это ненормально, когда дети спят в своей школе на Родине, так что это новая ситуация для всех. Если бы они были дома, родители утешали бы их после кошмара или если бы им было о чем-то грустно.
— Но наши ученики не маленькие дети, они подростки.
— Я знаю, но не забывай, что многие из наших учеников с Родины пережили что-то травмирующее и будут более чувствительными, чем другие дети.
— Значит, ты позволила бы любому из них спать в твоей постели, если бы им было грустно и им снился кошмар; даже мальчикам?
— Томми и Найлу всего десять и одиннадцать лет. Я даю им столько же любви, сколько и другим своим ученикам, но они в ней не нуждались.
Арчер приподнял бровь.
— А как насчет мальчиков Севера? Ты бы позволила им тоже спать в твоей постели?
Я начала бежать трусцой.
— Никто из них никогда не приходил ко мне за утешением, — сказала я пренебрежительно.
— Пока. — Арчер пристроился в моем темпе. — Но не забывай, что эти десять мальчиков тоже скучают по своим матерям.
Я бросила на него косой взгляд.
— Никто из них не помнит своих матерей.
— Расскажи мне, каково было расти с родителями, которые целовали тебя и души в тебе не чаяли? — спросил Арчер.
— Ну, это было чудесно, — ответила я. — Так и должно быть для всех детей.
Некоторое время мы бежали молча, потом он сказал:
— Знаешь, это занимает некоторое время.
— Что именно? — Я бросила на него косой взгляд, но Арчер смотрел прямо перед собой с настороженным выражением на лице.
— Чтобы маленькие мальчики перестали плакать, когда они впервые приедут сюда.
Я нахмурила брови.
— Ты помнишь, когда ты впервые приехал сюда?
Он покачал головой.
— Нет, не в конкретных деталях, но когда я учился на наставника, я два месяца работал в дошкольном учебном заведении. Именно туда прибывают малыши, и они остаются там, пока им не исполнится десять лет.
— Ты мне это говорил.
— Да, но я не сказал тебе, что происходит, когда мальчики впервые появляются там.
— Что происходит? — спросила я с неприятным ощущением в животе.
— Это действительно немного душераздирающе, потому что они такие маленькие, и они будут пытаться прикоснуться к каждому взрослому, которого увидят, я думаю, стремясь к общению и любви.
Печаль в его голосе заставила волосы у меня на затылке встать дыбом.
— Нам сказали не брать их на руки, не целовать и не утешать их физическим контактом.
— Почему нет?
— Потому что нам нужно было ужесточить их, — сказал он как ни в чем не бывало. — Это правило доставило мне много неприятностей, но в конце концов я придумал способ побороться с ними ради забавы и украдкой обнять их. Тем не менее, после двух месяцев работы я понял, что хочу работать со старшими мальчиками. Мне не нравились все эти слезы.
— Но как насчет чувствительных мальчиков? Есть же и такие.
Арчер выдохнул воздух.
— Есть, но, как я уже сказал: мы ужесточаем их. Со временем они учатся проглатывать свои слезы, страхи и потребность в прикосновениях.
Какое-то время мы просто бежали бок о бок, мое сочувствие делало невозможным не плакать внутри из-за всех маленьких мальчиков, которые плакали, пока не уснули, и прятали свою боль за храбрыми лицами.