Я даю себе задание погуглить слово «иммерсивный». А пока сие мне неведомо, говорю, очевидно, банальщину:
– Невероятно!
– Да ты ешь, в ресторане главное развлечение – все равно в тарелке. Конечно, если это хороший ресторан.
Я послушно берусь за вилку. Отламываю… нечто. Красивое и маленькое. Под пристальным взглядом сую это чудо в рот.
– Тебе не нравится, – резюмирует Савва.
– А что это? – уклоняюсь от прямого ответа я, потому как меньше всего хочу его обидеть.
– Одно из блюд дегустационного меню. Довожу его до ума.
– Уверена, оно прекрасно, но мне не хватает, – господи, я даже не могу вспомнить, чего мне не хватает! – Как это… – глупо блею я.
– Вкусовой насмотренности.
– Да. Мне не хватает вкусовой насмотренности, чтобы оценить это блюдо должным образом.
– Ничего. Это быстро приходит. Попробуй лучше вот это. Тут вкус привычнее. – Ложкой, которую он только что облизал, Савва зачерпывает что-то из своей тарелки и протягивает мне. Отчего-то волнуясь, я снимаю губами это самое нечто. На лице Саввы – отблески мониторов с бегущими по ним картинками. Мы близко. Очень близко…
– Ах вот ты где! Хорошо устроился…
Я вздрагиваю и оборачиваюсь к стоящему в дверях Владу.
Глава 9
Я отшатываюсь. Будто меня застукали за чем-то непотребным. Щелкает подсветка, которую Савва выключил, запустив экраны. Влад размашисто шагает вперед, заполняя своей кипучей энергией все пространство. Бабочки в моем животе оживают. Взмахнув прозрачными крылышками, взмывают вверх. Щекочут грудь и, попав в ловушку судорожно сжавшегося горла, испуганно ухают в обратном направлении.
– А мы вообще-то с Тохой и Ладой ждем твоего решения.
Савва косится на часы.
– Я должен был еще раз убедиться, что все мои пожелания учтены.
– Что ж, надеюсь, ты в кои веки доволен, потому что мы открываемся через месяц, и нам кровь из носу пора с этим дерьмом заканчивать. – Не знаю, какая у них там образовалась проблема, но голос Влада звучит не то чтобы озабоченно. Он забирает из рук Саввы ту самую ложку, сгребает с тарелки остатки дегустационного блюда: – М-м-м, все лучше и лучше. – Но сам почему-то не сводит глаз с меня. Я совершенно не понимаю, как на это реагировать. Не буду врать, интерес Влада мне льстит. Но в то же время я боюсь все испортить, сказав или сделав что-нибудь не так.
– Как твоя голова? – неожиданно интересуется он.
– Эм… Лучше. Спасибо, что отвезли меня в больницу.
Влад оглядывается на Савву, очевидно, вспомнив о том, как тот его отговаривал в это лезть, и вновь смотрит на меня:
– Не думаешь возвращаться в Сэвен?
– Нет. Это вряд ли, – сглатываю. Как бы мне ни нравился Сэвен, как бы я ни хотела быть поближе к Владу, который наверняка бывал там гораздо чаще, чем здесь, здравый смысл подсказывает, что тут меня ждет гораздо больше возможностей.
– Нас и тут неплохо кормят, правда? – улавливает мои мысли Влад. Вот только в его голосе мне почему-то слышится насмешка. Выходит, он не верит, что у меня что-то получится? Или, может, видит, что не получается, но тактично молчит, щадя мое самолюбие? Что, если мое присутствие просто терпят, и толку от меня нет? Я ведь не знаю этого наверняка. Вдруг мне только кажется, что я расту, куда-то движусь, в то время как на самом деле все обстоит совершенно иначе? Почему я вообще решила, что Макаровна мной довольна, если она никогда мне этого не говорила?
– Влад! Ты, кажется, хотел меня поторопить, – вмешивается в наш разговор с Галичем Савва. Между братьями возникает странное напряжение. Но когда в зал входит пара – высокий тощий мужчина и девушка с синими волосами, они, как ни в чем не бывало, переключаются на обсуждение рабочих моментов, и то рассеивается, будто его и не было. Как я успеваю понять из обрывков дошедшего до меня разговора, эта парочка – то ли художники, то ли инженеры, отвечающие за создание спектакля, который я только что имела счастье увидеть. Завистливо вздыхаю. Как же это, наверное, круто – иметь талант. Талант всегда заставляет считаться с тем, кому он принадлежит.
– Где ты ходила?! Я тут зашиваюсь уже. Нужно позвонить по поводу брака на двух зеркалах. И направить претензию по…
– Я все сделала. Еще утром.
– О! Ладно. Тогда я займусь отчетом.
– Любовь Макаровна…
– Чего?
– Вы довольны моей работой? Может быть, я где-то недожимаю, делаю что-то не так, а вы стесняетесь мне сказать…
Губы начальницы, выкрашенные красной помадой, изумленно приоткрываются. Ресницы-червячки хлопают – туда-сюда.
– Я? Стесняюсь?
Макаровна смотрит на меня так, словно само это предположение для нее оскорбительно. Это ни черта не похвала, но мои губы растягиваются в улыбке, которая, впрочем, сейчас наверняка абсолютно не уместна.
– Поняла, – киваю я. – Извините.
Кажется, моему голосу недостает искреннего раскаяния. Он звучит ужасно довольно. Да, может, я заняла это место, воспользовавшись протекцией Влада и Саввы. Но закрепилась на нем – исключительно благодаря собственному усердию. А значит, у меня есть шанс доказать, что я тоже чего-то стою.