Наставник

- Заткнись, - отозвался другой. – Или думаешь, что и вправду с Хальгримом придут благословенные времена? Ему своих людей кормить надо.

- Он обещал…

- Мало ли, что и кому кто обещал.

Этот разговор отвлекал. И поединок тоже. Тот был каким-то… неправильным. Настолько неправильным, что не удивило ни проклятье, ни то, что Дикарь выжил.

Люди не способны на такое.

А вот он выжил.

Назло.

И это порадовало. Странно. Винченцо казалось, что он давно уже не способен испытывать радости за других. Но вот поединок прервался, и Винченцо впервые ощутил движение силы. А еще сила эта была до боли знакомой.

Жар.

И запах гари. Запах острый. Едкий до невозможности. Пустынный ветер касается лица. И руки сами взлетают, выставляя щит. Он не успевает.

Он, мать его, не успевает.

Он слишком вымотался. Он был мертв, а теперь вот ожил. И… и ему бы отступить. Уйти.

Сбежать.

А он выставляет щит перед собой и людьми. И слышит собственный голос, словно со стороны:

- Назад!

Стена горячего воздуха ударяется о преграду, и люди вздрагивают. Люди еще не понимают. Они растеряны и злы. Они крутят головами, а там, за стеной щита, ревет сотворенное пламя. Белоснежное. Ослепительно яркое. И первой в нем сгорает женщина. Алые одежды вспыхивают. Её боль долетает до Винченцо эхом, а крик тонет в реве огня. Как и визги лошадей.

Вопли.

- Что за… - замковый страж тянется к оружию.

- В замок. Быстро. Я его не удержу надолго. Скажи моей сестре, что Алеф здесь.

Говорить сложно.

Сила бьется. И отползает. Значит, Винченцо заметили.

- Ну же! Хочешь выжить? Вперед?!

И люди понимают. Винченцо не надо оборачиваться, чтобы видеть. Вот они разворачивают лошадей, и те летят. Их подгонять не надо. Страх лучше плети. Люди распластались по спинам, а откуда-то из-за стены огня со свирепым воем вылетают стрелы. Они рассекают воздух тяжелыми наконечниками, чтобы, задержавшись на долю мгновенья, рухнуть вниз.

Достанут?

Два щита Винченцо не удержать.

А огонь оседает.

Он оставил черные тела деревьев.

И людей. Тех, что стояли по ту сторону поляны. Кто-то еще жив. Кричит. Хрипит. Пепел кружится. Это красиво. На снег похоже.

Серый снег.

Красная кровь.

Винченцо отпускает щит. Странно, что он жив… странно, что… там, на красно-черно-сером поле, среди пепла и мертвецов стоит человек. Он держится на ногах, ошалело оглядываясь, сжимая в руке оплавленный меч.

Кожу его покрывает плотная чешуя.

Глаза желты.

Но он жив. Все еще.

Это хорошо. Винченцо делает шаг. И замирает от громкого хруста. Земля спеклась. И трава тоже стала пеплом. Почему-то от этого больно. Боль яркая. И свет тоже. Он морщится и пропускает миг, когда сила вновь приходит в движение. И эта земля под ногами, которую Винченцо еще недавно жалел, вздрагивает, чтобы распахнуться сухими обожженными губами.

- Беги! – его крик переходит в кашель, ибо пепел, поднятый силой, залепляет лицо и рот. – Беги, мать твою…

И человек вздрагивает.

Оборачивается.

Ну же, идиот… с магом не справиться. Не здесь. Не сейчас.

- Беги, он не убьет меня сразу…

Губы земли смыкаются, и знакомо громко хрустят кости. А следом в лицо пощечиной бьет ветер. На сей раз ледяной. И когти раздирают кожу.

Но Винченцо услышали.

И человек, отбросив ставший бесполезным клинок, срывается в бег. А Винченцо скалится. Несколько минут он протянет. А значит… значит у тех, кто в замке, будут хотя бы эти несколько минут.

Земля, послушная его силе, вскипает, вскидываясь мертвыми корнями, которые пронизывают и землю, и людей. Визжат лошади. Кричат люди. И снова пахнет кровью.

Винченцо вытер нос и оскалился.

С чем-чем, а с кровью он всегда умел ладить.

- Atero. Terrasimo, - слова древнего языка слетают с губ. И кровь каменеет, та, что пролита, и та, что еще жива в жилах людей.

Вот так.

- Повинуйтесь, - его голос звучит слишком громко даже для самого Винчецо, а зубы раздирают кожу на запястье. Собственная кровь привычно солона, но она летит к земле.

К земле, готовой принять и кровь.

И силу.

Глава 25

Глава 25

Миха видел.

Видел лужок, пусть вытоптанный, взрытый копытами и ногами. Людей на его краю. И других, что держались в стороне. Видел женщину в красных одеждах. И её торжествующий взгляд.

А еще смерть.

Она, эта женщина, вспыхнула разом. И другие тоже.

И лужок этот.

Он сам вдруг очутился в самом сердце огненного столпа. И Дикарь беспомощно заскулил, ибо он знал, что такое ярость пламени. А Миха растерялся. Наверное, только растерянностью и объяснишь, что он стоял и пялился вокруг, как конченный придурок.

Придурком он и был.

Руку обожгло болью. И он увидел, что клинок в ней потек. А потом повернулся и увидел уже людей, которые сгорали на глазах.

Так только в кино бывает.

В дурацком, мать его, кино… а тут наяву и… и запаха нет. Белый огонь почти не пахнет, разве что самую малость – грядущей грозой.

Он зачем-то поднял руку. Медленно. Как во сне. И тело было тоже медленным. А воздух – густым.

- Беги! – крик пронзил ту тугую оглушающую тишину, что сковывала Миху.

Он обернулся.

Маг.