Наставники. Коридоры власти<br />(Романы)

— А знаете, что произойдет, если мы их официально отсюда изгоним, уважаемый декан? — отозвался Винслоу. — Люди начнут неофициально шептаться о выборах по углам. Это, впрочем, произойдет в любом случае, — добавил он.

— Весьма прискорбно, — сказал Кристл, — что мы не в состоянии справиться со своими собственными трудностями.

— Замечательная мысль… — ехидно заметил Винслоу, но вошедший в это время дворецкий объявил, что обед подан, и его слова заглушили резкий ответ Кристла.

По дороге в трапезную Гетлиф отрывисто сказал мне:

— Нам надо поговорить. Я зайду к тебе после обеда.

Льюк прибежал, когда уже была произнесена предобеденная молитва; потом вошел Пилброу: за пятьдесят лет работы в колледже он так и не научился являться на обед вовремя. Его лысый череп сверкал, словно отполированный, его карие глаза молодо поблескивали. Тяжело отдуваясь, он торопливой скороговоркой извинился за опоздание; в семьдесят четыре года он все еще вел себя с порывистой и слегка наивной непосредственностью юноши.

Кристлу пришлось сесть рядом с Винслоу, но он сразу же обратился к Фрэнсису Гетлифу, который сидел напротив.

— Когда у нас состоится зимний праздник, Гетлиф? — спросил он.

— Вам следовало бы заносить такие даты в записную книжицу, уважаемый декан, — проговорил Винслоу. Кристл нахмурился. Он, разумеется, прекрасно знал дату праздника, но ему как-то надо было начать очень важный для него разговор.

— Двенадцатого февраля, — ответил Гетлиф. — Через месяц и один день. — Полгода назад Гетлиф стал экономом колледжа.

— Надеюсь, вы хорошо к нему подготовитесь, — сказал Кристл. — У меня, знаете ли, есть веские причины спрашивать вас об этом. Я пригласил на праздник очень почтенного гостя.

— Прекрасная идея, — машинально отозвался Гетлиф, думая о чем-то другом. — И кто же он такой?

— Сэр Хорас Тимберлейк, — объявил Кристл и оглядел сидящих за столом. — Вы наверняка о нем слышали.

— Я почти не знаю деловой мир, — сказал Винслоу, — но мне встречалось его имя в финансовых журналах.

— Его считают сейчас одним из самых преуспевающих дельцов, — уточнил Кристл. — Он председатель правления в фирме «Говард и Хейзлхерст».

Гетлиф поднял на меня глаза. С фирмой «Говард и Хейзлхерст» была связана судьба его жены, и я знал эту печальную историю. Услышав слова Кристла, Гетлиф грустно улыбнулся мне.

А губы Найтингейла искривила ехидная ухмылка.

— Сэр рыцарь бизнеса, — сказал он.

— Не вижу в этом ничего плохого, — огрызнулся Кристл.

— Я тоже, — послышался энергичный голос Пилброу с дальнего конца стола. — Бизнес меня не интересует, но мне совершенно непонятно, почему люди подсмеиваются над титулованными дельцами. А как иначе можно получить титул? Вспомните леди Мюриэл. Ведь ее предки Бевиллы были просто крупными дельцами елизаветинских времен. Вот бы ей это сказать! — Он весело расхохотался, а потом снова рассыпал торопливую скороговорку, обращенную на этот раз к Винслоу. — Беда наших предков, Годфри, не в том, что они были дельцами, а в том, что им не хватало размаха. Размахнись они пошире, нас неминуемо титуловали бы сейчас лордами. Мне порой до смерти обидно, что у меня нет титула. Особенно когда я посылаю заказ в магазин или слушаю бредни титулованных снобов о политике. Да, я с удовольствием стал бы красным лордом!

— Разумеется, — продолжал он, разматывая ниточку своих случайных ассоциаций, — снобизм — главная беда англичан. Куда более серьезная, чем все другие пороки, в которых обвиняют нас иностранцы. — Он говорил так быстро, что многие его слова было совершенно невозможно разобрать. Но цитату из Хевлока Эллиса — насчет «lе vice angiaise»[12] — я все же расслышал.

Он очень обрадовался, что вспомнил эту фразу, а успокоившись, объявил Гетлифу:

— Я, между прочим, тоже пригласил на праздник интересного гостя.

— Кого же, Юстас?

Пилброу назвал имя довольно известного французского писателя и гордо оглядел сидящих за столом наставников.

В нашем колледже плохо знали современную мировую литературу, и почти никто не понял, о ком идет речь. Однако, чтобы не огорчить Пилброу, все дружно выразили ему свое одобрение. Все, кроме Кристла и Найтингейла. Кристл разозлился из-за сэра Хораса: он всегда стремился к абсолютному успеху и ревниво оберегал своих кумиров, а тут мало того, что на достоинство его гостя сначала посягнул Найтингейл, но потом с ним еще сравнили какого-то не слишком знаменитого, да еще и неизвестного самому Кристлу француза.

Его очень раздосадовало и мое горячее желание познакомиться с этим серьезнейшим, как я сказал Юстасу, писателем.

А Найтингейл просто ненавидел Пилброу — хотя ненавидеть этого милого старика было, по-моему, совершенно невозможно. Он завидовал его веселой непринужденности и широким знакомствам в среде европейской интеллигенции. Он решительно ничего не знал об его друзьях, но испытывал ненависть и к ним. Когда Пилброу назвал имя своего гостя, Найтингейл только усмехнулся.

Все остальные искренне симпатизировали Пилброу. Даже Винслоу сказал без обычного ехидства: