Часы пробили половину одиннадцатого. В гостиной уже собралось несколько человек, в том числе Диана Скидмор.
— Они еще не вернулись, — сказала Кэро, как всегда громко и небрежно, словно это было самое обыкновенное заседание; «они» означало члены парламента.
— Бедненькие, им сегодня достается. Роджер как с утра ушел в министерство, так я его и не видела. Вы кого-нибудь из них видели, Диана?
— Только мельком, — ответила Диана с улыбкой, столь же сияющей и столь же загадочной, как украшавшие ее изумруды.
— Кажется, Монти Кейв выступает сегодня с большой речью? — продолжала Кэро.
— Нужно же и ему поговорить, — заметила Диана.
Кэро сказала Диане, что Монти должен скоро приехать. «Да вы и сами это знаете», — слышалось в ее тоне.
— А премьер-министр будет? — спросила Диана.
— Мне не удалось заполучить его, — вызывающе ответила Кэро и тут же парировала: — Реджи Коллингвуд обещал заглянуть. Если они кончат не слишком поздно.
Неизвестно, дошла ли уже новость до Дианы, но явно было, что Кэро старается в последний раз сослужить службу Роджеру. Она не просто не хотела подвести его, она делала гораздо больше. До окончания дебатов все ее влияние, все связи будут в распоряжении Роджера. Она добивалась для него победы с той же настойчивостью, как если бы их брак по-прежнему оставался счастливым.
И все же — хоть она вела себя очень благородно и, уж конечно, поступала бы так же, зная, что через неделю он ее оставит, — верила ли она, верила ли всерьез, что может потерять его? Непохоже, чтобы она примирилась с этой мыслью, думал я, слушая ее. Или она надеялась, что, одержав победу, упрочив опять свое положение, он вынужден будет с ней остаться? На ее условиях? Неужели, если перед ним откроется будущее, столь же блестящее, как в минувшем году, он решится поставить его под удар или окончательно им пожертвовать?
Странно было бы, если бы временами у нее не возникала такая надежда, даже если в душе она прекрасно сознавала неизбежность разрыва. Сам я затруднился бы сказать — напрасны эти надежды или нет.
Не знал я также, насколько она верит в его победу. Она была полна боевого задора. И, конечно, будет драться до последней минуты. Не обладая проницательным умом, она была хитра и немало видела на своем веку. Она пыталась выведать что-нибудь утешительное у Дианы, но не добилась ни одного утешительного слова. И смысл молчания Дианы, конечно, был для Кэро так же ясен, как и для нас с Маргарет. Но это отнюдь не означало, что Диана ставит на Роджере крест. Просто она понимала, что он находится в крайне трудном положении, и предпочитала выжидать. Может быть, она не хотела ставить в неловкое положение своих ближайших друзей из числа политических деятелей — Коллингвуда, например; может быть, он уже успел намекнуть ей о надвигающемся скандале? Но главное — она следовала инстинкту. Beau monde[26]
не знает жалости, сказала мне как-то под веселую руку Кэро. Стань он сегодня жалостливым, завтра он перестанет быть beau monde. Он сравнительно добродушен до поры, пока тебя не постигла настоящая беда, тогда тебя тотчас бросят на произвол судьбы.Да так ли уж лучше другие круги, думал я. Попав в беду, оказавшись в центре внимания, можно ли ждать, что кто-то подымется на твою защиту? Во всех кругах, которые я хорошо знал, люди — будь то государственные деятели, профессора, промышленные магнаты, ученые — жались друг к другу из чувства самозащиты. Но если кто-то один оказывался под ударом, ему мало чем могли помочь. И если кто и приходил на помощь в трудную минуту, не опасаясь за собственную шкуру, то чаще всего случайный знакомый — либо человек бесшабашный, либо уравновешенный, умело скрывавший, что он ничего и никого не боится.
Автомобиль у подъезда. На лестнице тяжелые шаги. Вошел Роджер — один.
На миг я испугался, что гости Кэро подвели ее и не явятся, что благородный ее жест сделан впустую и нам предстоит ужин столь же бесцельный, как прием, устроенный представителями эмиграции из Прибалтики.
И тут в дверях появились Кейв и Коллингвуд, положивший ему руку на плечо, и я ощутил такое безмерное облегчение, что даже ни с того ни с сего радостно улыбнулся Диане.
— Дай-ка Монти виски, — громко, весело закричал Роджер, — какую он сегодня речь произнес — вы бы слышали!
— Подождите, то ли он еще скажет, — в устах Коллингвуда это прозвучало как высшая похвала. Так отозвался бы Демосфен о своем ученике, который совсем еще недавно не умел связать и двух слов.
— Налей ему виски, — повторил Роджер.
Он стоял рядом с женой. Оба сияли здоровьем, улыбками, искренней радостью — олицетворение безоблачно счастливой пары, наслаждающейся своим успехом, а заодно и успехом друга. Многие ли из гостей так о них думают, спрашивал я себя. Многое ли о них уже известно?