– Возможно, – начал он, – вы не заметили, как я рассматривал стену прямо над головой убитого. Фонарь инспектора ярко освещал ее, я увидел нечто странное и пригляделся повнимательнее. Там кто-то начертил красным мелом грубый контур руки – человеческой руки. Однако меня поразило необычное расположение пальцев; оно было вот такое… – Он взял карандаш, лист бумаги, сделал беглый набросок и подал его Филипсу. Это был грубый абрис тыльной стороны ладони, со стиснутыми в кулак пальцами; кончик большого пальца торчал между указательным и средним и был обращен книзу, как бы указывая на что-то.
– Что-то в этом роде, – сказал Дайсон, видя, что Филипс побледнел еще сильнее. – Большой палец как бы указывал на труп; жуткий жест, и казалось, будто рука живая. А чуть ниже виднелась маленькая метка, присыпанная меловой пылью, – как если бы кто-то начал чертить, но мелок сломался в его руке. Обломок мелка лежал на земле. Что вы об этом думаете?
– Это ужасный древний символ, – сказал Филипс, – один из самых ужасных знаков, связанных с верой в дурной глаз. Он распространен ныне в Италии, но можно не сомневаться, что был известен с глубокой древности. Это – один из пережитков; его возникновение мы должны отнести к тем темным топям, из которых произошел человек.
Дайсон взял свою шляпу и собрался уходить.
– Я думаю, без всяких шуток, – сказал он, – что свое обещание выполнил, и мы действительно идем по горячему следу. Получается, что я на самом деле показал вам первобытного человека или, во всяком случае, образчик его творчества.
Примерно через месяц после невероятного и таинственного убийства сэра Томаса Вивиэна, известного и всеми уважаемого специалиста по сердечным болезням, Дайсон снова навестил своего друга Филипса, которого застал, против обыкновения, не погруженным в серьезные исследования, но развалившимся в большом уютном кресле в расслабленной позе. Он сердечно приветствовал Дайсона.
– Я очень рад, что вы пришли, – начал он. – Я уже подумывал сам зайти к вам. В нашем деле не осталось больше ни тени сомнения.
– Вы имеете в виду дело сэра Томаса Вивиэна?
– О нет, вовсе нет. Я говорю о проблеме рыболовных крючков. Откровенно говоря, при нашей предыдущей встрече моя уверенность была не вполне обоснованной, но с того момента появились новые факты; только вчера я получил письмо от прославленного члена Королевского общества[34]
, которое все разъяснило. Теперь я размышляю над тем, за какую новую задачу взяться; я склоняюсь к тому, что еще многое можно сделать в области так называемых нерасшифрованных надписей.– Ваш выбор мне нравится, – сказал Дайсон, – думаю, такое исследование будет полезным. Но сейчас мне представляется более таинственным дело об убийстве сэра Томаса Вивиэна.
– Вряд ли, по-моему. В ту ночь я позволил себе испугаться; но теперь вижу, что факты допускают вполне тривиальное объяснение.
– Да неужели? Какова же ваша теория?
– Ну, я полагаю, что Вивиэн в ранний период своей жизни оказался замешанным в не слишком благовидное приключение, и его убил из мести какой-то итальянец, которому он причинил ущерб.
– Итальянец? Почему?
– Потому что у нас имеется знак руки, по-итальянски mano in fica. Этот жест в наше время используют только итальянцы. Вот почему факт, который казался нам самым неясным, вносит теперь полную ясность в данное дело.
– Да, выходит так. А кремневый нож?
– Это совсем просто. Тот человек нашел его в Италии или, возможно, украл из какого-нибудь музея. Следуйте по линии наименьшего сопротивления, дорогой друг, и вы увидите, что нам незачем вытаскивать первобытного человека из его прадавней могилы под холмом.
– В ваших словах есть доля истины, – признал Дайсон. – Значит, если я правильно понял, этот ваш итальянец, убив Вивиэна, любезно предоставил Скотленд-Ярду полезную улику, нарисовав мелом эту руку?
– Почему бы и нет? Вспомните: убийца всегда психически ненормален. Он может разработать сложную схему и продумать девять десятых ее деталей с проницательностью и точностью игрока в шахматы или математика; но в какой-то момент разум оставляет его, и он поступает как глупец. Вы также должны принять во внимание безмерную гордыню или тщеславие преступника; ему нравится оставлять какие-нибудь знаки, наподобие своей подписи.
– Что же, ваша версия весьма изобретательна; но читали ли вы отчеты о расследовании?
– Ни слова. Я только дал свои показания, вышел из здания суда и выбросил эту тему из головы.
– Понятно. Тогда, если не возражаете, я хотел бы посвятить вас в подробности дела. Я изучил его внимательно и, признаюсь, сильно заинтересовался.
– Очень хорошо. Но предупреждаю: с тайнами покончено. Отныне мы должны придерживаться фактов!