Наставники Лавкрафта (сборник)

– Я знал девушку, написавшую эту книгу, – сказал он. – Когда вы прочтете, вы увидите, как она иллюстрирует наш сегодняшний разговор. Есть и продолжение, но я не буду говорить о нем… Несколько месяцев назад в одном из обзоров была странная статья, – начал он снова с видом человека, который меняет тему. – Написанная доктором Корином – кажется, так его звали. Он рассказывает, что одна дама, наблюдая за своей маленькой дочкой, играющей у окна в гостиной, вдруг увидела, как тяжелая створка упала на пальцы ребенка. Дама потеряла сознание, я полагаю; был вызван доктор. Когда он перевязал израненные, покалеченные пальцы ребенка, его вызвали к матери. Она стонала от боли, и оказалось, что три пальца ее руки, соответствующие тем, которые были повреждены на руке ребенка, опухли и покраснели, а позже, говоря языком врача, началось гнойное воспаление.

Амброуз все еще бережно держал в руках зеленый томик.

– Что ж, держите, – наконец произнес он, казалось, с трудом расставаясь со своим сокровищем. – Принесите ее обратно сразу же, как прочитаете, – сказал он, когда они вышли в коридор, а оттуда прошли в старый сад, напоенный приторным ароматом белых лилий.

На востоке пылала широкая алая полоса. Когда Котгрейв повернулся, чтобы уйти, с возвышенности, где он стоял, он мог созерцать величественное зрелище спящего Лондона.

Зеленая книга

Сафьяновый переплет книги выцвел, краска потускнела, но ни пятен, ни потертостей на нем не было. Книга выглядела так, как будто ее купили «во время поездки в Лондон» лет семьдесят или восемьдесят назад, а потом спрятали подальше и забыли. От нее исходил старый, нежный, стойкий запах наподобие того, который иногда обитает внутри старинного предмета мебели возрастом более века. Форзацы были причудливо украшены цветными узорами и поблекшим золотом. Книга выглядела маленькой и была напечатана на хорошей бумаге. Внутри было много листочков, плотно исписанных мелкими, болезненной формы буквами.

«…Я нашла эту книгу (так начиналась рукопись) в ящике старого комода, стоящего на лестничной площадке. Весь день шел дождь, и я не могла выйти на улицу, поэтому взяла свечу и стала рыться в комоде. Почти все ящики были забиты старыми платьями, но один из маленьких ящичков оказался пустым, и лишь в дальнем углу я нашла эту книгу. Я хотела себе такую, вот и взяла ее, чтобы в ней писать. Она полна секретов. У меня есть много других написанных мной книг с секретами, спрятанных в надежном месте, и я собираюсь записать здесь много старых тайн и несколько новых; но есть такие, которые я вообще не буду записывать. Я не должна записывать ни настоящие названия дней и месяцев, которые узнала год назад, ни письмена Акло[46], ни язык Чиан, ни великие прекрасные круги, ни игры Мао, ни главные песни. Я могу написать обо всех этих вещах, но не о том, как их сделать, – по особым причинам. И я не должна говорить, кто такие Нимфы, или Долы, или Джило, или что означают вуалы. Все это самые сокровенные тайны, и я радуюсь, когда вспоминаю о них и о том, сколько прекрасных языков я знаю. Но есть такие вещи, которые я называю самыми тайными из всех тайных тайн и не смею о них думать, пока не останусь совершенно одна. И тогда я закрываю глаза ладонями и шепчу слова – и приходит Алала. Я делаю это только ночью в своей комнате или в надежных лесах, которых я не должна описывать, потому что они секретны. Еще есть Обряды; они все важны, но некоторые из них более сладостны, чем другие, – есть Белые Обряды, Зеленые Обряды и Алые Обряды. Алые Обряды самые лучшие, но есть только одно место, где их можно провести должным образом (хотя даже имитация, которую я делала в других местах, прекрасна). Кроме того, у меня есть и танцы, и Комедия, и я иногда ставила Комедию, когда другие смотрели, но они ничего не понимали в ней. Я была очень маленькой, когда впервые узнала об этих вещах.