Наставники Лавкрафта

– Мой дорогой Филипс, вы – живой пример правильности аксиомы, что крайний скептицизм – это просто легковерие. Но сможете ли вы расшифровать эти знаки?

– Я берусь расшифровывать что угодно, – сказал Филипс. – Не верю в неразрешимость. Знаки необычные, но я не думаю, что они непостижимы.

– Тогда берите эту вещицу и сделайте с ней все, что сможете. Она начала преследовать меня; я чувствую себя так, будто слишком долго глядел в глаза сфинксу.

Филипс спрятал табличку во внутренний карман и отбыл. Он почти не сомневался в успехе, так как лично вывел тридцать семь правил для дешифровки надписей. Однако неделю спустя, когда он наведался к Дайсону, лицо его не выражало никаких признаков торжества. Он застал своего друга в крайнем раздражении, – тот шагал из угла в угол по комнате, как человек, охваченный страстью. Звук открывшейся двери заставил Дайсона вздрогнуть и обернуться.

– Ну, вы это сделали? Что там сказано?

– Мой дорогой коллега, мне очень жаль, но я вынужден признаться в полном провале. Перепробовал все известные способы – но напрасно. Я даже обратился к знакомому, служащему в музее, он один из лучших специалистов в этой области, но и у него ничего не вышло. Мне представляется, что мы имеем дело с обломком исчезнувшей цивилизации, я готов допустить и его происхождение из иного мира. Я не суеверен, Дайсон, вы знаете, что у меня нет ничего общего даже с самыми благородными заблуждениями, но, откровенно говоря, я хотел бы избавиться от этого квадратного кусочка черноватого камня. Из-за него я пережил скверную неделю; от этой вещицы веет пещерной мерзостью.

Филипс вытащил из кармана табличку и положил на стол перед Дайсоном.

– Кстати, – продолжал он, – так или иначе, в одном я оказался прав: сей артефакт входил в состав чьей-то коллекции. На оборотной стороне есть клочок грязной бумаги – вероятно, этикетка.

– Да, я его заметил, – сказал Дайсон, впавший в глубочайшее разочарование. – Эта бумажка – без сомнения, этикетка. Но меня мало беспокоит, откуда табличка взялась, я только хочу знать, что она значит, и потому не обратил внимания на бумажку. По-моему, эта штука – безнадежная головоломка, и все же она явно содержит нечто чрезвычайно важное.

Филипс вскоре ушел, и Дайсон, все еще в подавленном настроении, взял табличку в руки и бездумно перевернул. Этикетка была так запачкана, что выглядела как тусклое пятно, но по мере того как Дайсон лениво и все же внимательно разглядывал ее, он заметил следы карандашной записи и уже с интересом посмотрел на нее сквозь лупу. С огорчением он обнаружил, что часть бумажки оторвана, и ему с трудом удавалось разобрать лишь разрозненные слова и обрывки слов. Сперва он прочел что-то вроде «инроуд», затем, ниже – «ха…камен…серд…», а дальше все было оборвано. Но решение нашлось мгновенно, и он тихо рассмеялся с великим удовольствием.

– Ну разумеется, – вслух сказал он, – во всем Лондоне не найдешь такого квартала, не только весьма очаровательного, но также и весьма удобного! И вот я здесь, на высокой башне, готовый наблюдать за происшествиями в сокрытых от взглядов переулках.

Он с торжествующим видом выглянул из окна; на другой стороне улицы возвышались ворота Британского музея, а чуть подальше, под оградой этого почтенного института, расположился «мазила» – уличный художник с цветными мелками, украшавший своими блестящими творениями мостовую, а прохожие, и веселые, и серьезные, платили одобрительными репликами и медными монетками.

– Это зрелище более чем приятно! – сказал Дайсон. – Для моей руки нашелся художник.

IV. Уличный художник

Несмотря на все свои заверения, Филипс, хоть и любил похвалиться высокими стенами и обширностью возведенной им крепости разума, в глубине души был сильно заинтересован делом сэра Томаса Вивиэна. Перед Дайсоном он храбрился, но не мог рациональными рассуждениями опровергнуть вывод своего друга о том, что в этой истории сочетаются уродство и тайна. Как возразить против наличия доисторического орудия, пронзившего шейные вены, красной руки – символа отвратительных верований, – указывающей на убитого человека, и таблички, которую Дайсон рассчитывал найти и действительно нашел, с тем же символом проклинающей руки и знаками, по сравнению с которыми древнейшая клинопись – лишь вчерашнее изобретение? Были и другие мучительно неясные моменты. Как объяснить находку раскрытого, но не запятнанного кровью ножа под телом? А предположение, что красную руку на стене нарисовал кто-то, чья жизнь прошла в темноте, вызывало в его сознании образы бесконечно смутные и ужасные. По всему этому он на самом деле очень хотел узнать, что будет дальше, и, выждав десять дней после возвращения таблички, снова посетил «мастера по тайнам», как он мысленно окрестил своего друга.