В сорок третьем году генерал Милан Недич сказал: «Зачем нам эти парикмахерские и прочие бордели, когда сербская девушка должна идти и собирать виноград, то есть вернуться в лоно природы!» Все это генерал Недич произнес на митинге, после чего парикмахерское ремесло, мучительное, но прекрасное, замерло и очень быстро угасло. Безработные парикмахерши ходили по домам и оплакивали свою печальную оккупационную судьбу, слушатели запрещенных передач английского происхождения говорили: «За все заплатят, когда наши вернутся!» Дядя сказал: «У меня такие запасы бриллиантина, что война может хоть десять лет тянуться, а стричь меня будет одна моя подружка частным образом!» – на что мама вздохнула: «Хорошо тебе!» Парикмахерша Ружица Миливоевич говорила: «Дивная жизнь в парикмахерских салонах, так похожая на мечту, точнее, на съемки в Голливуде, безвозвратно ушла!» Ружица Миливоевич описывала прекрасную вывеску с надписью: «Для дам и господ!». Дядя сказал: «Так только на клозетах пишут, не пойму, что ты все выпендриваешься!» И еще спросил: «А это правда, что все цирюльники гомики и друг друга за задницы хватают?» Парикмахерша Ружица Миливоевич только вздрогнула и сказала: «Ни в жизнь, и не мечтай!» Мы вздохнули с облегчением.
Мама стала накручивать волосы на обрывки газетной бумаги, обрывки она называла «папильотки», я полагал, что это слово доисторическое, греческого происхождения. Мама говорила: «Старые газеты никому не нужны, а я по крайней мере с их помощью имею совершенно бесплатную прическу!» Тетки нашли железный предмет под названием «щипцы» – механизм для производства искусственных локонов, щипцы разогревались на плите; я однажды обжег о них пальцы и три дня не ходил в школу. Дедушка сказал: «Я отпущу волосы, как мои поповские предки, потому что не позволю, чтобы меня стригла какая-нибудь фифа, которая в этих делах ни хрена не смыслит!» Мама возразила: «Но, папа, когда придут наши, ты можешь пострадать как четник, хотя ты никогда предателем не был!» Воевода четников Любомир Авалски ездил по улицам и с коня обращался к народу: «Я отпустил волосы, потому что страдаю по плененному нашему королю Петру Второму!» Какая-то тетка спросила его: «А укладку ты тоже страдая делал?» Авалски ответил: «Точно!»
Эти события происходили в сорок третьем году, направленном своей сутью против многих человеческих занятий, но в первую очередь против парикмахерского искусства. Я и раньше отказывался стричься, я говорил: «Не хочу, мне волосы больно!» В настоящее же время мама ножницами укорачивала мои волосы, приговаривая: «И это пройдет!» Но я не верил. Тетки сказали: «Мы нашими щипцами можем осуществить все прически из довоенных фильмов, и даже лучше!» Дедушка сказал: «Будь вы поумнее, заработали бы на соседях!» Мама возразила: «Но, папа, им ведь не до этого!» Тетки накрутились, после чего сразу уселись писать сонет о волосах княгини Таракановой, ликвидированной с помощью антигуманной гильотины. Парикмахерша Ружица Миливоевич сказала: «Обстановка вынуждает меня заниматься бесчестными делами, в частности продажей лучших частей моего тела, не хотите ли, кстати, глянуть?» Дедушка сказал: «Да ты всегда шлюхой была, просто службой прикрывалась!» В сорок третьем году, антиремесленном, и в первую очередь антипарикмахерском, специалисты этого дела стали торговать шнурками, церковными календарями, кремнями для зажигалок – весьма дефицитными; некоторые из них, правда редко, но все же продавали собственные тела художников своего дела.