После того, как я расположилась и провела час за теликом, Джон объявил, что ужин готов. Запах от мультиварки, полной курицы и печеных в тесте яблок, исходил ошеломительный, «старый семейный рецепт». Она готовилась с самого утра, и попробовав первый кусочек, я обалдела.
– Боже мой, как
– О, пустяки. Мультиварка сделала всю работу. Тебе просто нужно знать, что в нее засунуть, в каком количестве и как долго варить, – отмахнулся он. – Чем я горжусь больше, так это моей индейкой, она маринуется с самого утра. К тому времени, как мы разделаем ее в четверг вечером, надеюсь, это будет самая сочная птичка, какую ты когда–либо пробовала.
Все в том, как он говорил, казалось, подразумевало секс.
Блять. Я подумала о том, что Джон точно знает сколько и как надолго «засунуть». Я начала пялиться на его рот, пока он ел, и однажды заметила, как он смотрит на мой.
– Я настолько люблю готовить, но так редко делаю это для кого–то, кроме себя. Потому смотреть, как тебе нравится еда, это делает меня счастливым. Прости, что пялюсь.
Мы оба неловко опустили глаза к своим тарелкам.
Мы пили вино, хотя пиво или сладкий чай казались предпочтительней к такому деревенскому блюду. Может быть даже водка. У меня осталось половина второй порции, и только начатый третий бокал вина, я очень наелась и ушла к его кожаному дивану, пока он убирал со стола.
Моя задница – это что–то с чем у меня были любовно–ненавистные отношения. Она начала рано развиваться, и парни из средней и старшей школы не знали, что с ней делать. Им нравились моя грудь, конечно, но ни один, казалось, не выражал восторга моим выдающимся ягодицам. Один кретин из восьмого класса восхищенно называл меня Руди. Когда я спросила, как он преобразовал Руди из Джо, он еле смог объяснить между приступами хриплого, удушающего смеха:
– Ну, знаешь, Руди. Большая Жопа Руди!
Пропасть между тем, что кажется смешным восьмиклассникам и остальной части человечества, огромна.
Но кликухой в школе всегда было «Руди». Или для тех, кто «поумнее» я была «БЖР»
К тому времени, как я была в десятом и одиннадцатом классах, и мой живот стал плоским, а грудь и попа не изменились, меня стали замечать
– Я люблю большие задницы и не могу это скрывать! – или тому подобное, а иногда даже жутко, когда парень ходил за мной по пятам в магазине, даже не предпринимая попыток скрыть, на что он пялится, но я пыталась не обращать на это внимания до самой общаги. Алекса была влюблена в нее, шлепая мою задницу всю первую неделю после того, как мы заселились, это было совершенно неожиданно.
– Прости, Джо. Я просто очень хотела сделать это с первого дня занятий. Просто нужен был предлог. Ты как Серена Уильямс или что–то типа того, – говорила Алекса.
– О,
– Просто будь благодарна, – возразила Алекса, – я могу приседать хоть целый день и ночь, и все, что у меня будет – это скучная плоская жопа, как у всех белых девочек.
– Ага, что ж
Возвращаясь к настоящему, было несомненно приятно привлекать такое внимание, тем более запрещенное, от такого человека как Джон Хардвик. Мне нравилось ощущать себя желанной, чувствовать взгляды. Я встала и пошла за пультом от телика, притворившись, что уронила его. Я наклонилась, чтобы поднять его, уставившись при этом в экран, где в отражении я могла видеть Джона. Он был как будто под гипнозом. Я простояла в таком положении так долго, насколько посмела, распрямляясь и растягиваясь так, чтобы подчеркнуть свои формы, и потом я повернулась к нему лицом.
Наши глаза встретились, и первый раз в своей жизни я увидела, как выглядит возбужденный Джон Хардвик. Он потянул за воротник рубашки и прочистил горло.
– Ты в порядке? – спросила я притворно скромным голосом.
– В порядке? Да, конечно, вполне нормально, да, – пробормотал он.
Я знала, что играю в опасную игру, но мне нравилось. Я решила выйти за рамки.
– Я так наелась. Ужин был очень вкусный. Я знаю, что еще рано, но хочу пойти переодеться в пижаму, – я прошла мимо него и повернула в его кабинет, оставив дверь приоткрытой. Я хотела, чтобы он мог заглянуть внутрь, если бы надумал.