Настенька

Однажды Закревский поехал со мной на дальние хутора. Нам надо было проезжать неподалёку от того большого леса, где особенно часто бандиты нападали на проезжих. Из дому мы выехали после полудня, а пока объехали несколько хуторов, солнце начало уже клониться к вечеру. Нам необходимо было успеть ещё на самый дальний хутор. Мы ехали на крестьянской подводе, нас было трое: Закревский, возница — человек из нашего местечка — и я. У меня была винтовка. Закревский научил меня хорошо стрелять, у Закревского был револьвер, а у возницы, известно, кроме кнута, ничего не было. Мы ехали широкой дорогой, по обеим сторонам которой тянулись луга и изредка попадался мелкий сосняк. Место было низкое, кое-где к самой дороге подступало болото с высокой осокой и топкими кочками. На солнце было жарко, хотя к вечеру зной стал спадать. Вокруг заливались птицы, в сосновых лесах густо рос вереск и зеленел ягодник. Вдоль дороги стояли телеграфные столбы, а перед нами всё время носился маленький ястребок. Мы с любопытством за ним наблюдали. Отлетит он от нас далеко вперёд и сядет на телеграфный столб, а когда мы подъедем ближе, он вновь отлетит и вновь сядет. Так он, может, километров семь летел впереди нас.

В одном месте дорога пошла в гору, и слева мы увидели большой участок молодого соснового леса. Сосёнки были высотой в человеческий рост, не больше, и росли так густо, что сквозь них, казалось, невозможно было пробраться. Я встал на подводе и увидел, что эта молодая чаща тянется в глубь от дороги на несколько километров: конца ей не было видно.

— Ох, тут и волков много собирается, тут осенью их целые стаи, — сказал возница, махнув кнутом на чащу.

— С обычным волком приятней встретиться, чем с волком кулацким, — сказал Закревский.

— И то правда, — сказал возница. — Я, признаться, боюсь тут ехать, ещё напоремся на бандитов.

— Умные говорят, что мир держится на смелых людях, — ответил на это Закревский.

Отец Сержа замолк и остановился закурить. Они были уже неподалёку от своего дома. В рассказе отца Серж уже несколько раз слышал фамилию Закревский, и всякий раз, слыша её, он с досадой и какой-то непонятной тревогой вспоминал Настю Закревскую. И всякий раз старался не думать о ней.

— Ну, рассказывай дальше, — сказал он отцу.

— Мы проехали ещё километра два, как вдруг увидели, что из сосняка вышел человек. Он был небольшого роста, в сапогах, в штанах из домотканого полотна, выкрашенных в чёрный цвет, и в суконной свитке внакидку. Шапку он держал в руке и обмахивал ею вспотевшее лицо.

— А кто это был? — не выдержал Серж.

— Не спеши, расскажу всё по порядку. Этот человек стал приближаться к нашей подводе, и мы между собой переглянулись.

— Ой, устал, — сказал человек, подходя совсем близко. — Ноги заболели. Может, подвезёте чуток?

— Нас и так трое на возу, коню тяжело будет, — зло ответил наш возница, подозрительно глядя на незнакомого человека.

— Мне тут недалеко, — самым мирным тоном сказал незнакомый.

— А нам ещё далеко, конь устал, дорога трудная. Вы доберётесь скоро, а мы ещё невесть когда доедем.

Тут мы заметили, что из сосняка вышел ещё один человек и идёт прямо к нам.

— Подвезите, ноги болят, — сказал он.

Наш возница глянул на Закревского, а потом на второго незнакомого и уже хотел что-то сказать, как вдруг из чащи вышло ещё трое незнакомых и двинулись наперерез нашей подводе.

— Не хотят подвезти! — крикнул им первый незнакомец.

Трое незнакомых захохотали, и один из них схватил нашего коня за уздечку и повернул в лес.

— Ты что? — сказал Закревский. — Чего ты хочешь, кто ты такой?

Тут мы увидели, что из лесу к нам идут ещё четверо и уже не скрывают, кто они такие: все они были с польскими карабинами. У тех же, что нас остановили, вдруг появились в руках револьверы. Их было девять человек, а нас трое, если считать и возницу, вооружённого кнутом. Они окружили нашу телегу и повели коня в лес: мы уже ехали в густой чаще.

— Что вы делаете, чего вы хотите, люди? — сказал Закревский.

— Ты не знаешь, чего я хочу? — рявкнул один из бандитов. Я посмотрел на него и узнал хуторянина, у которого мы нашли сто пудов закопанной ржи.

Мне стало страшно. Я был тогда очень молод, мне только что исполнилось восемнадцать лет. Ища спасения или хотя бы сочувствия, я посмотрел Закревскому в глаза и увидел в них такую нежность, словно он был мой родной отец. У меня стало легче на душе, но всё же с большим страхом я оглядывался вокруг. В лесной чаще уже сгущались вечерние сумерки. Бандиты посадили нас на землю, сами сели вокруг и закурили. Коня они привязали к дереву. Все молчали. Смеркалось. Под деревьями вскоре стало совсем темно.

— Что же ты замолчал? — сказал Серж. — Рассказывай дальше.

— Но мы пришли уже домой. Дальше расскажу потом.

— Ах, рассказывай сейчас.

— Нет, я тебе после ужина расскажу до конца. Видишь, вечер, совсем стемнело.

— Ну, так я сегодня лягу спать с тобой, и ты мне в постели будешь рассказывать.

— Ладно. Пусть будет так.

V