Настенька

«При выводе энергоблока Чернобыльской АЭС в плановый ремонт в час ночи двадцать одну минуту произошёл взрыв в верхней части реакторного отделения. В три часа тридцать минут возгорание было ликвидировано. По мнению третьего Главного управления при Минздраве СССР принятие специальных мер, в том числе эвакуации населения из города не требуется».

Сообщение подписал заместитель министра энергетики Макохин.

На фоне этой оптимистичной информации высокого должностного лица чудовищно выглядели выводы правительственной комиссии о причинах и последствиях аварии, доложенные Центральному Комитету партии девятнадцатого июля:

«Установлено, что авария произошла из-за целого ряда допущенных работниками этой электростанции грубых нарушений правил эксплуатации реакторных установок. На четвёртом энергоблоке при выводе его на плановый ремонт в ночное время проводились эксперименты, связанные с исследованием режимов работы турбогенераторов (без согласования и без надлежащего контроля за безопасностью)».

Безответственность и халатность, недисциплинированность привели к тяжёлым последствиям. В результате аварии погибли двадцать восемь человек, нанесен ущерб здоровью многих людей. Проведено медицинское обследование нескольких сотен тысяч человек. Диагноз лучевой болезни в настоящее время установлен у двухсот трёх человек, из них тридцать человек проходят курс лечения в стационарных условиях. Разрушение реактора привело к загрязнению территории вокруг станции на площади около одной тысячи квадратных километров. Здесь выведены из оборота сельскохозяйственные угодья, остановлена работа предприятий, строек и других организаций. Прямые потери составляют около двух миллиардов рублей. Исключён из партии бывший директор атомной электростанции Брюханов, снят с работы председатель Госатомэнергонадзора Кулов, заместитель министра энергетики Шашарин, первый заместитель министра среднего машиностроения Мешков, заместитель директора научно-исследовательского и конструкторского института Емельянов.

Однако ни в постановлении ЦеКа, ни в других документах по Чернобыльской аварии не упоминалось, что за семь лет до случившегося, ещё во время строительства этой злополучной электростанции в Политбюро Центрального Комитета партии поступила записка председателя Комитета государственной безопасности Юрия Владимировича Андропова, в которой говорилось:

«По имеющимся в КГБ данным на отдельных участках строительства Чернобыльской атомной электростанции имеют место нарушения технологии ведения строительных и монтажных работ, что может привести к авариям и несчастным случаям».

В связи с этим у меня, дорогой читатель, возникает для начала два вопроса. Первый совершенно абстрактный — писало ли когда-нибудь Центральное разведывательное управление Соединённых Штатов Америки подобного характера записки своим президентам? И второй, более близкий нам — какова была реакция Михаила Сергеевича Горбачёва, работавшего к тому времени уже год секретарём ЦК КПСС, на предупреждение председателя Комитета госбезопасности? Ну, это я так спрашиваю, а про по, то есть между прочим.

Весь мир гудел по поводу Чернобыльской аварии, ибо неподвластные никому ветры, воды рек, ручьёв, талых снегов, весенних дождей и градов разносили во все стороны мельчайшие, до нельзя, песчинки, источающие смертельную для всего живого радиацию. Одни люди уже умирали от неё, другие только начинали чувствовать её губительное действие и мчались в больницы с мольбами сделать хоть что-нибудь для продления их сокращающейся на глазах жизни.

Телеграфные агентства всего мира начинали сообщения с новостей из Чернобыля. По стране создавались фонды пострадавшим во время трагедии. Добровольцы записывались для отправки в район аварии спасать людей, скот, землю, строить дамбы, сносить заражённую почву, возводить новые здания в безопасных районах.

Политбюро сохраняло спокойствие и деловую обстановку в своих стенах, как обычно собираясь раз в неделю для решения наиболее важных государственных вопросов.