Настенька (СИ)

Не сказать, что в свои девятнадцать годков, я сильно жениться хотел. Хотя дружки мои уже все жёнами обзавелись, а кто-то уж и деток нарожал. Я и подумал, что и мне пора. А Глашенька к тому времени совсем захорошела, расцвела цветом маковым, любо-дорого смотреть. Отцы наши быстро сговорились, и на Покров уж и свадебку справили. Жили мы с молодой женой мирно и тихо, деля дом и быт без споров и ругани. Относился я к Глашеньке с добром и ласкою, ни словом, ни делом старался не обижать её. И думалось мне тогда, что вот она жизнь семейная: тихая, спокойная, размеренная и, наверное, счастливая. На тот момент я ещё не понял, счастлив ли я был. Наверное, счастлив.

Но вот через несколько месяцев закручинилась Глашенька, всё о чём-то думала, со мной мало разговаривала, подолгу одна гулять уходила, а через какое-то время и постель делить со мной перестала.

Помню, как попросил я у бабки Ядвиги травы лечебной для Глашеньки, думал, хворь какая с ней приключилась. На что бабка сама пообещала в дом к нам наведаться, да осмотреть молодую жену.

Травница появилась на пороге нашего дома на следующее же утро. Попросила дать воды напиться, приняла из рук Глашеньки полный ковш воды, отпила половину и, внимательно осмотрев её, удалилась восвояси, так ничего и не сказав.

На другой день я в кузне один работал, когда Ядвига ко мне зашла:

- На-ка, милок, для жены твоей,- протянула мне бабка полный мешочек какой-то сушеной травы.

- Поможет от хвори?- взволнованно спросил я у травницы.

- От мутницы поможет, живот сбережёт, чтоб нет так выворачивало.

И видя моё непонимание, бабка пояснила:

- Тяжёлая она, непраздная. Понял?

Немея от услышанного, я забрал мешочек с травой и охрипшим голосом спросил:

- И как давно?

Бабка хмыкнула:

- Уж месяца два.

Холодок пробежал по моей спине.

- Уверена?- хмуро переспросил я,- Не могла ты ошибиться, старая? Может три?

Бабка как-то подбочилась и недобро прищурилась:

- Я хоть и старая, да вижу чётко. Два месяца она тяжёлая, метки на ней яркие.

После услышанных слов, в моей душе словно оборвалось что-то. Постель наша уж как более трех месяцев была холодна. Глашенька меня сторонилась, на ласки мои не отвечала, я же не зверь-какой силой её брать. Думал, захворала, а оно вон как оказалось. Не от меня стало быть дитя носит.

- Неужто нагуляла?- изумилась старуха, догадываясь.

- Ты думай, что говоришь, старая!- осёк я женщину,- Мой тот ребёнок,- добавил я, как отрезал, обрывая весь дальнейший разговор.

С того момента во мне что-то умерло. Несколько раз я пытался поговорить с ней, всё выяснить, но не мог, рот открою и ни звука не выдавлю. Так и ходил мрачнее тучи. Всё чаще задерживался в кузне до самой ночи, а утром ещё за светло старался скорее покинуть дом. Жизнь такая становилась в тягость.

А через месяц из соседнего села дядька Филипп приехал, собирая кузнечные изделия на ярмарку. Вот я и подрядился с ним вместе в Князев посад ехать. А по возвращении узнал я, что нет у меня больше жены, и ребёнка тоже не будет.

Горькие воспоминания прошедших лет снова давили тяжёлым камнем. Восемь лет прошло, а помнилось всё, словно вчера случилось.

Не разбирая дороги, ноги мои вывели меня на лесную тропу прямо к кладбищу. Каждый год, не помня себя, я приходил сюда, и стоя у её могилы, спрашивал: что сделал я не так? Неужто не люб я ей был? Неужто не ласков? Целовал не сладко, да ласкал не жарко? Кто же ей другой приглянулся, что она потеряла голову и стыд, забыв о семье и долге?

Вот он, крест её, да могилка снегом припорошенная. Земля провалилась совсем, подсыпать бы надобно, да крест поправить, а то покосился уж.

Стараясь не размышлять о горьком, я занимал свои мысли чем угодно, лишь бы больше не травить свою вымученную душеньку бесполезными терзаниями.

Вторя моему подавленному настроению, где-то за моей спиной громко гаркнул ворон, а затем ещё раз и ещё. Его громкий крик больно резал уши, нарушая это мертвое лесное безмолвие.

Раздражённо обернувшись, я уже хотел было вернуться на тропу, но назойливая птица, словно почувствовав мои намерения, преградила мне путь, взлетев перед моим лицом и громко хлопая своими чёрными крыльями.

- Ох, не к добру всё это,- вслух произнёс я, а затем прикрикнул,- Прочь поди! Улетай,- замахнулся я рукавицей на лесную тварь.

Но ворон и не думал отставать. Громко гаркнув, он больно клюнул меня в ладонь, а затем полетел к краю кладбища, продолжая кружить в воздухе и громко каркать так, что с соседних елей стал осыпаться снег.

Эта странная птица словно куда-то меня звала. И поддавшись наитию, я сделал несколько шагов и оказался возле свежевыкопанной могилы. Той самой, в которой должны были схоронить Настеньку.

Глаза мои сами собой округлились, увидев на дне ямы что-то.

- Настя? – в ужасе прошептал я, - Настенька!

Всю дорогу, пока я нес девушку домой, в сознание она так и не приходила. До её дома было рукой подать, нежели до моего или до дома старосты, поэтому не раздумывая я сразу направился к её избе, благо она была сразу на выходе из лесу.