— Ну чо, в натуре, крестник, не фартануло с даром, да не пыжься по фейсу вижу. Почапали, пристрою для начала на жизнь в хате.
Проговорил тот и не дожидаясь ответа, повернувшись к Малому спиной, пошел через КПП. Неосознанно, молодой человек устремился за мужчиной. Догнав он спросил.
— Седой, а где Дубина с девчонками?
Мужчина, прищурив один глаз скривился, но ответил.
— Так в натуре этот фраер рванул как голый на бабу за местной фортуной. Его сманили к себе рейдеры Кудрявого. У этого баклана дар перезагрузку просекать. Ну а лярвы тоже не тупые уродились, поэтому поперли местную поляну на перспективу просекать. Вот только в натуре, дальше борделя могут не шуршать. Ну или тему с содержанкой просечь, но тогда по баблу прогадают. Здесь бабы дефицит, нарасхват на любой хер так что если в натуре есть щель, то точно с голоду не зажмурятся. Ты не тушуйся у всех своя судьба, а у них она точно не завидная как поросячий хер скрученная.
Плохо понимая местные реалии, Малой спросил.
— Так, а что в их судьбе плохого?
Седой, продолжая широко, пружинисто вышагивать, пояснил, не сбавляя темпа, почти бегущему за ним молодому человеку.
— Фраер ты еще, оботрешься так сам тему станешь просекать.
Подойдя к ангару грузчиков, они миновали курилку с сидящими в ней Людьми. Вольготно, на показ окружающим, развалившись в развязанных позах, те, неспешно курили папиросы, выстраивая из бумажных мундштуков замысловатые фигуры гармошки. Зыркнув на проходящих исподлобья, по волчьи, они заставили трусливо втянуть голову в плечи Малого и непроизвольно зашарить рукой в поиски своей примитивной заточки из подобранного на кластере гвоздя двухсотки. Седой же, наоборот, скинул с себя торопливость, в движениях появилась вальяжность и расхлябанность. Взгляд наполнился вызовом, а губы скривились в усмешке. Войдя во внутрь помещения, мужчины прошагав по едва освещённому коридору вошли в зал столовой, где, возвышаясь над столами и раздачей их встретил Гангрена. Завидев Седого, тот, автоматическим жестом поскреб район груди и пробасил.
— Поздорову.
— Поздорову.
Прохрипел в ответ Седой, располагаясь после приглашающего жеста Гангрены за столом.
— Каким ветром к нам в хату?
Продолжил разговор, присевший на жалобно скрипнувший стул под его тушей, гарилоподобный мужчина. Седой, сверкнув фиксами, ухватил стоящего статуей Малого и вытянул того на обозрение Гангрене.
— Вот, зашёл крестника на жилье определить. Он пока совсем не в теме местной. Оттого пригляд нужен, пусть в начале среди народа оботрется, а там, глядишь и до Человека дорастёт.
Гангрена в молчаливой паузе принялся разглядывать стоящего возле стола Малого. От чего тот еще больше съёжился, явно страшась Гангрены. Наконец, сделав для себя какие-то выводы, он пророкотал.
— Бугром сразу не поставлю. Пускай сначала обрисуется по жизни, а там я тебя услышал.
— Добро.
Проговорил вставая из-за стола Седой.
— Если тема какая мутная нарисуется…
Легким кивком головы он указал на замершего серой мышкой Малого.
— Ты мне маякни.
Состроив что-то похожее на улыбку, Гангрена пророкотал.
— Заметано.
И незаметно для стоящего растерянно и испуганно Малого, взял протянутый Седым, небольшой, тряпичный мешочек с десятью горошинами.
Виктория, завидев вошедшего в кабинет больницы Седого, выскочила из-за своего стола и наплевав на все правила приличия, повисла на нем, накрепко обхватив мужчину руками. А затем, рассерженной кошкой, отскочив от него в сторону, уперев руки в бока своего белоснежного халата, закатила скандал.
— Вот ты нормальный человек. Не мог с КПП позвонить что вернулся домой. Я как дура сижу в пустой больнице. Ни встретить нормально, ни чего, не приготовить домашнего. Когда же тебе надоест бегать с вашей Настькой придурочной за забором. Что лыбишься фиксами сверкая у меня из-за тебе беса окаянного ни семьи нормальной, ни знания, что живой нету. Сволочь ты татуированная. Прибью собственноручно, кода-ни будь
Седой, подшагнув к раздухарившейся Виктории, обхватив ее за талию повалил на стол, сметая лежащие на нем предметы, зубами сдирая белоснежный халат с пытающийся отбиваться женщины. Оторванные пуговицы с вибрирующим звоном разлетелись по кабинету, закатываясь в самые дальние углы под мебель, а из сопротивляющейся тигрицы, женщина превратилась в недовольную кошку, фыркающую и выражающую свое негодование. А дальше все закрутилось в бешенном ритме сливающихся тел. Слетел на пол камуфляж с Седого, обнажая крепкое, мускулистое тело мужчины, сплошь расписанное синей вязью татуировок. Полностью обнажившееся женское, белое, не загорелое, поддающееся словно расплавленный воск под натиском накинувшегося на него мужчины. Стоны, вздохи, разгоряченное дыхание, закинутые ноги на плечи, врезавшийся в спину, угол стола и наконец, разлетевшийся эхом из кабинета по пустому помещению больницы, отборный мат, выкрикиваемый женскими устами.