Настя

— У нас такие же правила, — вступает в разговор второй сосед, почтенный Антон Карлович Вальтер, — Мне при знакомстве можно лишь упомянуть, что я завкафедры Физики атомного ядра ХАИ.

О, коллега.

— А зачем его изучать? — спрашивает лётчик, — Вроде выяснили из чего оно состоит. Ведь исследования больших денег стоят, а у нас вон пол-Харькова, как и Сталинград, в руинах…

— Так, то оно, так, — соглашается учёный, — Только если бы мы перед войной не научились расщеплять ядра на ускорителях, то мы бы одну нужную стране вещь ещё бы долго не сделали…

Мы с майором киваем, понимая о чём идёт речь.

Некоторые мои одногруппники из Технологического после института уехали в пятьдесят девятом в Москву к академику Алиханову. В семидесятом ребята получили Ленинскую премию за участие в создании протонного синхротрона. А я хоть и ушёл в спорт, но понятие о том, что такое коллайдер имею. Поэтому, когда Васечка с майором, услышав гитару у соседей, пошли на разведку, я осторожно спросил у товарища Вальтера:

— А частицы сталкиваются с неподвижной «мишенью»?

Удивлённый профессор встал и выглянул в коридор, проверяя не подслушивает ли кто.

— Ну, допустим… — обтекаемо ответил, как мне удалось прочесть его прозвище у студентов, «Маузер».

— А если пучки навстречу друг другу пустить? Получим более высокую кинетическую энергию.

Рисую в блокноте два круга со стрелками. Показываю учёному и рву бумагу с рисунком на мелкие кусочки…

Вернулся позёвывающий Васечка и протянул:

— А давайте уже укладываться…

13 июня 1950 года.

А вот и Харьков. Сквозь окна вагона, в свете садящегося солнца, были видны полуразрушенные улицы на которых шла обычная жизнь. Народ после трудового дня торопился кто куда. По мостовой проезжали разномастные грузовички и редкие легковушки. Дети гоняли по улицам гурьбой, не думая о домашнем задании — каникулы.

На вокзале команду встречал инструктор Фрунзенского райисполкома Владимир Майстренко. Встречающий как бы случайно распахнул плащ и окружающие увидели Звезду Героя.

— Сандомирский плацдарм, — сказал мужчина, смахнув с награды невидимую пылинку, а потом найдя в толпе старшего, отрапортовал трэнэру, — Мне велено вас встретить, помочь с заселением и показать город.

— Ызвыны, дарагой. У дубла утрам — ыгра, у основы — трэнэрофка. Эслы очэнь нужно… — Гайоз Иванович находит меня в толпе и кивает инструктору, — Быры вот этаго на экскурсыу… Но, бэз этаго…(щёлкает себя по горлу).

Команда улыбается и начинает выдвигаться в сторону прикреплённого автобуса. Забросив вещи в номер, спускаюсь вниз от греха подальше, а то зам по воспитанию может про политинформацию вспомнить. Уж лучше по городу гулять, чем передовицы читать…

— Володя, — ещё раз представляется инструктор.

— Юра, — протягиваю руку я.

Тот приглядывается к орденской планке на моём мундире.

— Эта тёмная — Орден Отечественной войны, а светленькая — что за зверь?

— Знак Почёта, — отвечаю я, — В бригадмиле помогал банду брать…

— Гарный хлопец, — протянул Майстренко, — Пойдём на площадь Дзержинского. Она говорят раз в пять больше Красной площади в Москве.

Нагулявшись по вытянутой площади, которая с высоты птичьего полёта, вероятно, похожа на контур бытовой электролампочки, мы двинули в ресторан. Там, по заявлению Володи, было вкусно и недорого. Только мы закончили борщ, как, вышедшие на эстраду музыканты, начали настраивать инструменты.

— Сейчас песни будут, — проинформировал меня гид, — Артистка то вон совсем школьница…

Смотрю на девушку и она мне кажется знакомой. Тут ведущий представляет оркестр и объявляет песню из какого-то немецкого кинофильма в исполнении Людмилы Гурченковой.

Люся! Твою ж мать!

Она пела по-немецки песенку «Раз, два, три» и плясала чечётку, а я вспоминал её выступление на базе нашей сборной. https://ok.ru/video/1413656087280?fromTime=0

Гурченко была одной из немногих артисток, которую часто приглашали отпраздновать успехи хоккейной и футбольной сборной СССР. Я помнил Люсю элегантной женщиной готовой в любую секунду взорваться фейерверком импровизации. Она пользовалась невероятной популярностью у мужчин. Запомнилась её фраза: «Любовь у меня одна. Только объекты разные».

Тут вдруг сбоку сцены началась движуха. Какой-то датый мужчина залез на эстраду, крикнул: " Подстилка немецкая», и зарядил Люсе по лицу. Та кубарем скатилась со сцены.

Я подскочил к девушке, когда мужик собирался ей дать добавки. Отбив удар, легонько ткнул дебошира в печень. Тот сразу сел. Его дружок бросился на помощь, но не увидев во мне признаков агрессии, начал мне выговаривать:

— А ты знаешь, что она под немцами пела? Пела фашистам, которые расстреливали людей каждую неделю. Которые в газовозках травили женщин, детей и стариков. Его жену (кивает на сидящего на полу) расстреляли как заложницу. А у него дети типа этой (кивает на Люсю) были… Были ещё живы тогда…

Я протягиваю руку успокоившемуся фронтовику, помогаю встать. Гурченко за моей спиной затягивает:

— Дяденьки простите, я ещё маленькая была. Нам с мамкой есть было нечего…