Настя (СИ)

— Вы откуда вылезли в этот мир, нет я понимаю что раньше вы только по деревьям лазали да бананы собирали, но здесь то не первый месяц. Мама, роди меня обратно, один весь из себя понтовитый да разрисованный, фиксами сверкающий, на ровном месте завалился как дева непорочная на кровать в борделе, он видите ли что-то под ногами у себя не увидел. Потом с бегунами справиться не может, устроил с ними состязания, мастер с понтом блин. А ты бородатый, что притаился в уголке. У тебя вообще ум есть, додуматься по бегунам палить в кластере, когда и угрозы то толком нет. У тебя голова зачем, молчишь так я за тебя скажу, она у тебя только для того что бы картошку поросятам толочь, бестолочь ты кривоносая.

Чех, неуверенно подняв взгляд на шипящую ядовитой гадюкой Настю, стараясь что бы его подрагивающий голос звучал уверенней, проговорил.

— Настя, свинья толочь не надо. Совсем обидно сказала, застрели тогда лучше.

Услышав сказанное, женщина чуть не задохнулась от охватившего её возмущения, но сдержавшись, промолчала. Затем, постояв беззвучно какое-то время, уже спокойным голосом произнесла.

— Давайте ужинать и спать. Потом со всем разберемся.

Под конец ужина, своим пропитым, сиплым голосом, заговорил Седой.

— Не по масти ты для нас Настя. Мы перед тобой как щенки перед матерым волкодавом. Вон, тему провалили на ровном месте и было бы против кого. Бегуны, мать его ети, в натуре, чуть не сожрали как фраеров.

Настя, от услышанного искреннего сожаления, почувствовала в душе как ее отпускает все кипевшее негодование по отношению к мужчинам, наконец улыбнувшись, произнесла.

— Толи еще будет. А Чех, хоть и сглупил, но не бросил тебя. Другой мог просто рвануть в подъезд и поминай как звали, главное свою задницу из опасности вытащить.

Сидевший в углу, притихший мужчина от услышанного возмутился, полным негодования голосом.

— Зачем такое говоришь, бросил, лучше тогда про свинья говори, мерзко, но переживу. А бросил своих, мне не говори, такое не могу пережить.

Улыбаясь уже вдвоем с Седым, Настя, махнув рукой сказала.

— Спать давайте. Седой первый на караул, потом Чех, мне утро оставьте.

Расстелив пенный туристический коврик на полу, она удобно расположилась на нем, укрывшись легким, пуховым походным одеялом под завистливый взгляд примостившегося на замусоленной картонке Чеха. Вот ведь обезьяны и есть обезьяны, все у них есть из снаряги, ага, как же. Наконец решившись, тяжело вздохнув, Настя негромко позвала.

— Чех, иди ко мне спать, не то от твоей дрожи пол вибрирует.

Явно сильно засмущавшись, мужчина попытался отнекиваться.

— Да нормально, я терпеливый, всякий погода выдержу.

— Я тебе что, центральное радио по два раза повторять, сказала иди сюда спать, значит иди. Нашелся терпеливый, не выспишься нормально, завтра как мешок у нас будешь на плечах висеть, хватит с нас и сегодняшней твоей выходки.

Рыкнула на него в темноту Настя. Смущающийся мужчина, пристроившись на туристическом коврике в плотную к ней, явно пригреваясь начал засыпать. В следующий момент, Настя, едва не зарычала от бешенства, почувствовав, как ей в задницу уперлось твердое достоинство Чеха. Сдерживая накатившую ярость она как можно спокойней произнесла.

— Слышь, мужик, борода из ваты, спиной ко мне лег и ни дай ваш бог, мне снова почувствовать своей задницей твои причиндалы.

Сжавшись и чувствуя себя совсем пристыженно, Чех, переворачиваясь спиной к женщине только и смог в свое оправдание вымолвить.

— Так у него своя голова, а мне красней.