Настька. Не такая, как все

Прежде чем начать разговор, мать прошлась по комнате, подняла с пола старые колготки и косметичку, затем, решившись, направилась к дочери.

– Фу, Насть, ну может хватит уже курить? – заговорила она, ласково гладя дочь по коленке. – У тебя и так сердечко слабое, я тебе это как врач говорю.

– Мама! – обернувшись, резко произнесла Настя. – Я тебе сколько раз говорила! – затем, отвернувшись, добавила уже мягче: – Я тонкие курю, от них ничего не станет.

Не решившись ничего на это сказать, мать снова ласково погладила дочку, на этот раз по плечу. Какая же она худая, подумала она про Настю. Она и раньше-то была совсем не толстая, а уж теперь, после санатория, только кожа да кости остались [при этом, надо сказать, красоты она отнюдь не потеряла и выглядела совсем не как анорексичка из телешоу, да и цвет лица был обычный, так что она по-прежнему могла привлекать к себе парней].

– Сходила бы, доченька, покушала, – принялась настаивать мать, – с самого утра же ничего не ела.

– Ну мам! – так же резко дернулась в ее сторону Настя. И снова тихо добавила: – Я не хочу есть.

Не выдержав, мать смахнула с подоконника пепел и села рядом с дочкой.

– Настенька, ну что с тобой такое? Ты целый день сама не своя. Расскажи, что случилось. Я же все-таки мама твоя, не чужой кто-то.

Настя выбросила окурок и впервые взглянула на мать без злости. В глазах ее даже блеснули слезы.

– Мам, да если бы я сама знала, что со мной такое! – заговорила она, спокойным, впрочем, голосом. – У тебя бывали такие моменты, когда тебе вообще ничего не хотелось делать… или, может, ты просто не знала, чего тебе хочется? Вот и я сейчас так же ничего не знаю.

Вконец растрогавшись, тетя Лена зарыдала и сквозь слезы вымолвила:

– Дочка… ты пойми, я только добра тебе желаю… добра… Ты уж на меня не обижайся, пожалуйста… Я тебя не брошу все равно никогда… ты же у меня одна… Ты главное держись, ладно?..

– И ты меня прости, мамочка, – всхлипнула Настя. – За всю боль, что я тебе причинила… Я тебя очень люблю…

На этой жалостной ноте они обнялись, и мать зарыдала еще сильнее. Настя же слезу пустила больше для вида, и, когда мать слезла с подоконника, глаза ее были уже сухими, хотя носом она по-прежнему шмыгала, но это, скорее, от холода.

– Ужин тебе принести? – как ни в чем не бывало спросила мама. – Сегодня картошка жареная, как ты любишь.

– Принеси, пожалуйста, – слабо улыбнулась Настя.

Поздним вечером, когда совсем уже стемнело и улица засияла красивыми огнями, тетя Лена из кухни вдруг услышала, как дочка одевается в прихожей. Вместе с ней из гостиной выглянул отец. Настя, в белой куртке и мини-юбке, накрашенная, с сумочкой на плече, стояла у входной двери и отпирала замок.

– Ты куда это так поздно? – удивилась мать.

– Да я так… погулять, – со смущенной улыбкой ответила дочь и, распахнув дверь, выбежала на лестничную площадку. Вскоре оттуда донесся быстрый стук ее каблучков. Родители переглянулись и промолчали. Затем отец снова махнул рукой и ушел к себе, а мать зарыдала.

***

Спустя несколько недель, зайдя в гости к Олесе, Настя рассказывала ей о том, что случилось за последнее время. Был уже поздний вечер, на улице стемнело, маленький Олежка давно спал в кроватке, Дима сидел с ним рядом. Обе девушки стояли на лоджии (Олеся – в красном махровом домашнем халате, Настя – в джинсовой куртке и юбке), у распахнутого окна, за которым красиво мерцал в темноте город, курили (на этот раз Олеся согласилась вспомнить старые ощущения за компанию с подругой) и тихо, чтобы не разбудить ребенка, разговаривали.

– …А потом родители все-таки согласились мне квартиру снять, – рассказывала Настя. – Теперь каждый месяц мне по двадцать косарей присылают. Мы с матерью все, блин, рассчитали, сколько мне в день нужно – на одежду, еду, косметику, духи там… сигареты главное, у меня теперь в день где-то пачка уходит.

– Так значит, ты теперь одна живешь? И как тебе? – спросила Олеся.

Настя не успела ответить – на лоджию с пачкой сигарет и зажигалкой в руках, в шортах и шлепанцах, вошел Дима.

– Ну, как там мелкий? – поинтересовалась Олеся.

– Спит как убитый, – ответил Дима, сунув в рот сигарету.

– Слушай, ты не мог бы отсюда уйти? У нас тут с Настей разговор личный, не видишь?

– А мне-то что? Говорите себе, я тут покурю, мешать вам не буду.

– Покуришь за дверью. Ну, Дим, я тебя серьезно прошу, – настаивала Олеся.

– Ладно, не начинай, – Дима с недовольным видом вышел. Олеся с таким же недовольным видом повернулась к Насте. Та подумала: «Ну вот и начались у них проблемы, как и у всех».

– Я ведь только три дня как из деревни вернулась, – продолжила она свой рассказ, стряхнув за окно пепел. – Я там с тетей жила, пока мне предки квартиру искали.

– Угу. И как там?

– Да нормально. Главное – тетя меня сразу поняла, она ведь сама недавно такой же была. Купила мне даже в райцентре сигарет, чтобы на две недели хватило…

… Тетя Рита действительно понимала племянницу как никто другой. В деревне она теперь жила почти постоянно – бабушка не так давно умерла, и кому-то надо было присматривать за домом.