Настоящая черная ведьма

— Аэт кам датарр! — и щелчок пальцами, заставивший вспыхнуть зеленым огоньком солдат.

И тут кто-то заиграл что-то веселое на скрипке. Мелодия была такая легкая, игривая, и как-то само собой вышло:

— Пибоди пабоди гране!

И солдаты, пританцовывая под мелодию, взяли у меня сопротивляющуюся вывеску и с танцами и плясками потащили прибивать ее на мэрское здание. У меня же взяла и выпала из-за пояса кисточка. И пока я ее поднимала, чуть не свалилась — нет, ну тут мало что меня шатает, еще и земля тоже шатается. Выпрямилась, посмотрела на солдат, которые уже к вывескоприбивательным работам приступили, посмотрела на кисточку… вспомнила, что у меня еще ведро черной краски осталось, и…

— Эт ирмаин! — скомандовала кисточке и ведру.

А что, сколько можно, все я да я, надоело уже.

И, собственно, после этого настоящая дико злобная и мстительная ведьма отправилась спать. Когда забралась на порог, обнаружила, что Люсинда давно посапывает в кресле-качалке, и приказала Гардэму, он на пороге сидел, затащить ведьму с креслом в лавку. Скромненький белый котик мгновенно увеличился, встал на задние лапы, подхватил кресло, внес. Я кое-как следом зашла, доползла до душа, даже, кажется, помылась, а не тока сидя под струями воды раздеться умудрилась, потом было ползковое движение до постели, потом… тьма.

* * *

— Госпожа ведьма, я понимаю, что у вас траур, но это не повод весь город раскрашивать в черное! — прошипел кто-то совсем рядом.

И судя по всему, шипело это там уже давно…

— Госпожа ведьма!

Ой, моя голова…

— Аэтелль!

Глаза открылись мгновенно. Злые такие глаза. Повернув голову на источник звука, узрела морду. Он сидел на стуле рядом с моей кроватью и делал то, что явно очень хорошо умел — предавался бессильной ярости.

— Вон отсюда, — хриплым голосом приказала я.

После чего закрыла глаза и погрузилась в сон.

Но заснуть мне не дали, произнеся перед экзекуцией:

— Как пожелаете, госпожа Герминштейн.

И на меня обрушился ливень! Из ледяной воды! На меня! На постель! Ведро воды не меньше!

Подскочив с диким воплем, я уставилась на охамевшую морду, который деловито опустил ведро, в котором, видимо, и принес воду. Мэр глянул на обалдевшую меня в мокрой насквозь ночной рубашке, быстренько отвернулся, затем произнес:

— Я вас внизу подожду, госпожа ведьма.

Ты… ты… ты!

Вскочив, стянула с себя мокрую ночную рубашку, схватила халат, надела и, завязывая пояс, босиком слетела по ступеням вниз. На площади, что примечательно, оказалось очень светло, огней много, людей…

— На вашем месте, госпожа ведьма, я бы оделся поприличнее, — мрачно произнес господин мэр, стоя у двери.

— Дохрай! — Дух явился незамедлительно. — Этого, — я указала на мэра, — больше не впускать!

Храп Люсинды был со мной полностью солидарен.

Градоначальник покивал, прошел к вешалке, снял мой ведьминский плащ, подойдя, подал мне. Яростно надела и вышла на порог, а там…

Во имя Тьмы…

— С другой стороны, таким этот город мне нравится больше, — заметила я, чувствуя, как босые ступни подмерзают на холодном пороге.

А чего — город был выкрашен в черный цвет, от чего освещенные окна напоминали звезды на ночном небосводе: готичненько, мрачненько, но очень даже глазу приятно.

Глухо выругавшись, мэр прошипел:

— Госпожа ведьма, мэтр Октарион снял первую часть вашего заклятья, но ему совершенно неизвестна вторая. Объясните, почему эта компания, возглавляемая моей вывеской, до сих пор красит город?!

Компания, возглавляемая вывеской? Заклинание? А какое это было заклинание? Похмельная голова отозвалась безбрежной пустотой…

— Ну?! — потребовал ответа господин мэр. — Вашу мать, ведьма, трезвейте и вспоминайте уже!

Вот после такого ни одна уважающая себя ведьма отвечать не станет. Гордо вскинув подбородок, я вошла в лавку, храня не менее гордое молчание. Ошалевшая морда сунулся было за мной и нарвался на Дохрая.

А я ушла к себе наверх, чтобы рвануть к сундуку, достать гримуар и начать судорожно искать заклинание, противодействующее малярным работам!

И не нашла!

Я произнесла с десяток, сидя на балконе, но каждый раз заклинание разбивалось, едва долетев до активной группы солдат, которым моя вывеска все таскала и таскала откуда-то черную краску. И казалось бы, вот что вывеска делает рядом с солдатами, когда ей полагалось висеть на мэрии, но все стало ясно, едва я к мэрии присмотрелась — они закрасили все, кроме белых мест, которые и составляли надпись «Продается». То есть месть все же состоялась.

— Таирам экваэр давай! — зачитала я очередное заклинание.

Оно зеленоватой дымкой полетело к малярам-красильщикам… окутало их… рассыпалось.

— Я это пробовал, — раздался внезапно голос белого мага. — Книгу дайте.

Повернув голову, увидела белого, вольготно сидящего на перилах моего балкона.

— Левитация? — просто уточнила, протягивая гримуар.

— Да, — ответил Арвейн, осторожно беря книгу.

Осторожно — это он правильно, неосторожным черномагический фолиант может и палец откусить, до локтя примерно. Что меня поразило — на правильном разделе открыл, посуровев, вчитался, подсветив себе синим огоньком, после авторитетно сообщил: