Настоящая черная ведьма

Да ни одному ловцу не справиться с арканом Найсентран! А Джонатан как-то справлялся. Не знаю как, но вместо того, чтобы сейчас лежать на брусчатке содрогающимся в агонии, он лишь опустился на колено и одной рукой удерживал петли аркана, другой пытаясь залезть в карман. И я не сразу поняла, что он достает, пока не увидела маленькую черную коробочку — блокиратор магии! И мэтр Октарион, отбивающийся разом от двух моих хранителей, в то время как его подмастерья и оруженосцы дрались с ловцами Джонатана, тоже это увидел! Увидел и, понимая, что блокиратор уберет с пути Дохрая, выхватил из-за пояса метательный нож, а затем магией отшвырнул от себя Гардэма. Мой тигр, пролетев через половину площади, упал прямо у ступеней, ведущих в лавку черной ведьмы, и… не поднялся. Я застыла в отчаянии. Жители города, которых оказалось немало, просто народ опасливо держался в отдалении под прикрытием домов, побежали на площадь кто с чем — лопаты, грабли, сковородки, ухваты… Джонатан, заметивший поражение Гардэма, рывком оттянул от шеи сверкающий магией аркан и… И тут я поняла, что он сейчас откроет коробочку, тем самым подставив себя под удар белого мага. И одновременно с этим увидела, как из моей лавки выскакивают шесть камышовых котов, обозленных тем, что их предводитель лежит бездыханным. А у котиков против Арвейна вообще ни шанса! Как и у жителей города, которых теперь мэтр беречь не будет — ему терять нечего, судя по всему. И Джонатан совсем не понимает, что блокиратор откроет белому возможность убить его без всякой магии и…

Мэр щелкнул крышкой блокиратора! Дохрай обернулся к нему, словно хотел предупредить об опасности… Белый перехватил нож, готовясь к броску… Жители вбежали на площадь… Шесть камышовых котов, истошно вопя, окружили мэра и белого мага. Гардэм приподнял голову…

В следующий миг одна черная ведьма призвала магию!

Рывок — и блокиратор вылетает из руки Джонатана, взмывает вверх и тонет в стремительно создаваемом мною плетении Паутины Тьмы, куполом накрывшем центр площади и высосавшем меня почти досуха. Да, мы, черные ведьмы, тоже имеем в запасе пару козырей, и мэтр Октарион знал это, как догадывался и о том, что я рискну всем ради Джонатана, потому и стреножил парализующим заклятием. И сейчас Тьма разливалась над площадью, поглощая белую магию, впитывая, как трясина, аркан Найсентран, который, будто пытаясь спастись, цеплялся за потрясенного мэра… Но это не помогло, и синий сверкающий питон был втянут черной липкой дымкой Паутины. В следующий миг растворились все заклинания белых, погасло сияние их энергии, и теперь в полумраке сверкал лишь Дохрай, разом усилившийся втрое. Жители города остановились, белые прекратили драку с ловцами и даже мои коты замерли. Площадь разом погрузилась в тишину, а разъяренный мэтр Октарион рывком развернулся к окну, яростно уставился на меня. Я знала, как сейчас выгляжу — распущенные волосы развеваются словно от ветра, глаза сверкают зеленью магии моего источника, кожа фосфорно-белая. Именно так и выглядят все черные ведьмы, когда призывают самое сильное заклинание, на которое способны. Убийственное для них заклинание.

И белый об этом знал.

— Ради чего, Аэтелль? — его глухой голос разнесся по всей погруженной в безмолвие площади. — Он же смертный! Он ниже нас. Он…

Я стояла, ощущая, как Паутина Тьмы опустошает мой источник, и с каким-то безразличием понимала, что после такого лишусь способности колдовать лет на пять как минимум. Но Джонатан уже встал, уже увидел метательный нож в руке белого, а значит, оно того стоило.

И я вскинула руку, развеивая Тьму, и попутно спокойно ответила Арвейну:

— Я люблю его.

Это признание далось мне очень просто. Гораздо сложнее было подчинить уже вкусившую свободы и изрядной порции белой магии Паутину, но я справилась. Пошатнулась, правда, но справилась. Непросто оказалось белому принять мой ответ.

— Что?! — его голос сорвался в хрип.

Тьму я развеяла полностью. Оставила лишь маленькое, едва заметное облачко, удерживающее блокиратор магии и простейшее заклинание усиления. Посмотрела на мэтра Октариона и пояснила для непонятливых:

— Я люблю этого смертного.

А этот сумасшедший вдруг выругался, помянув интимный процесс Света и Тьмы, чем вызвал у меня некоторое потрясение по поводу его извращенной фантазии, и как заорет:

— Ты не можешь влюбиться в смертного, Телль!

— Почему это не могу? — резонно удивилась я, чувствуя, как основательно пошатывает.

— Да потому что ты ведьма! — проорал Арвейн.

Ну и?!

— Слушай, ты, рожа беломагическая, кого хочу, того и люблю, и тебя не спрошу, к кому мне чувствами проникнуться! — психанула черная ведьма.

И вот тогда в глазах мэтра Октариона заплескалась ненависть. Уж не знаю, чем ему мои чувства так не угодили, но ненависть на грани безумия — это страшно. Как и заклубившаяся вокруг мага белая энергия, в которой несложно было узнать вновь призванную смертельную магию. И я даже боюсь представить, силу скольких выпитых им черных источников он пустил в ход.

— Не смей! — проговорила одними губами.

Белый улыбнулся. Это был почти оскал, а не улыбка.