Настоящая фантастика – 2011

– Практически уверен. Разумеется, до тех пор, пока не отпечатают позитивы, окончательные выводы делать рано. Однако уже сейчас можно утверждать, что этот Задов из той реальности, где власть в России захвачена анархистами. Посему, господа, можете поступать с пришлыми обычным порядком, как только придут в себя.

Болотов с Лешко переглянулись. Обычный порядок означал пристрастный допрос с последующим уничтожением. Лешко отвел глаза первым и выразительно посмотрел на лежащую на траве навзничь девушку.

– Ничего так, – озвучил общие мысли Болотов. – Если отмыть, будет вполне хороша. Вы как, профессор?

Шадрин брезгливо поморщился и отрицательно покачал головой. Все-таки нравы у этих уездных вояк отвратительные. Хотя… их можно понять. Два месяца безвылазного дежурства на объекте в глуши, в тридцати с лишним километрах от Одессы. Шадрин вскорости уедет в Москву, к молодой жене, а штабе с поручиком останутся здесь кормить комаров.

– Этот еще часа два-три не очухается. – Болотов небрежно ткнул носком сапога в бок рослого, в коросте из грязи и спекшейся крови блондина. – Возможно, не очухается вообще. Побудьте пока тут, профессор, дамочку мы забираем. Приглядывайте. Если что, кричите, мы будем неподалеку.

* * *

Лениво вороша догорающие поленья в костре, Шадрин размышлял о том, как по приезде в Москву непременно пойдет в Сандуны, затем славно пообедает в «Эрмитаже» на Неглинке и только потом уже займется отчетами и, наконец, засядет за монографию.

Монография писалась уже многие годы и называлась «Сопряжение реальностей». Переходы – обладающие аномальными свойствами подземные зоны – были шадринским коньком. Переходами их реальность, материнская, была связана с полудюжиной дочерних. В материнской реальности исторические процессы протекали стабильно и эволюция шла по пологой восходящей линии. В дочерних – стабильность постоянно нарушалась социальными взрывами и катастрофами, в результате развитие шло по спирали. Социальными взрывами дочерние реальности были обязаны несовершенным законам и излишнему гуманизму власть имущих. Как следствие, в них появлялись бунтари – незаурядные личности, способные изменить ход истории и временно отклонить эволюцию в сторону. Всякие там Пугачевы, Кромвели, Гарибальди, Ульяновы-Ленины…

Шадрин поморщился. Бунтарей он не жаловал, а порождаемые ими кровавые нарушения стабильности – тем паче. В конечном итоге исторические процессы в реальностях выравнивались, сглаживались и становились параллельными тем, что происходят в материнской. Однако страшно даже подумать, какой ценой достигалась стабильность там, где бунтарей вовремя не прибрали к ногтю.

На прохладном, сдобренном запахом печеной картошки воздухе думалось хорошо. Размышлениям несколько мешал назойливый комариный гул, но за проведенную здесь неделю Шадрин с ним свыкся, смирился и научился не обращать внимания как на нечто неизбежное. Не обратил он внимания и на то, что в гул внезапно вплелся новый звук, более густой и прерывистый. Звук шел от выхода из объекта, и будь на месте профессора Болотов или Лешко, они бы мгновенно определили, что именно он означает.

Шадрин рассеянно выудил из золы картофелину, обжигая пальцы, освободил от кожуры, потянулся за солью.

– Руки в гору! – резко сказал кто-то у него за спиной.

Профессор выронил картофелину, оглянулся и едва не закричал от ужаса. На него наводил устрашающего вида ствол кучерявый чумазый молодчик, до глаз заросший буйной щетиной и с кожаным свертком под мышкой.

– Дернешься – шлепну, – сообщил молодчик. – Баба хде?

Внешность молодчика не оставляла ни малейших сомнений в том, что шлепнуть для него дело плевое и привычное.

– Т-там, – ощутив жгучее желание оказаться отсюда километрах в пятистах, махнул рукой профессор. – Э-э…

– С кем?

– М-м… Э-э…

– Шо ты мекаешь? – рявкнул молодчик. – Жить хочешь?

Профессор закивал. Жить он очень хотел.

– Тогда веди, – приказал молодчик и, подумав, добавил: – Шлимазл сучий.

* * *

Шалея от страха, Шадрин обреченно смотрел, как троица расправляется со съестными припасами.

– Государь, говоришь? – с набитым ртом осведомился курчавый молодчик. – А Батьки Всея Руси нету?

– Н-нету. Вы м-меня убьете?

Молодчик, проигнорировав вопрос, с чувством отхлебнул из пузатой бутыли с двуглавым орлом на этикетке, протянул бутыль блондину и принялся набивать рот бужениной.

– Свинину-то нехорошо, Моня, – упрекнула молодчика девушка, которая отмытая действительно оказалась вполне хороша, как и утверждал покойный Болотов.

– Бог простит, – махнул рукой молодчик. – Жрите ужо побыстрей, шо ли. Уходить надо.

– Куда спешить, – невозмутимо возразил блондин. – Отдохнем, сил наберемся. Этот господин не опасен.

– Я б его таки шлепнул, благородие, – не согласился молодчик. – Мало ли шо. Да и дружки его заждались ужо. На небесах. А уходить по-любому надо.

– Уйдем. Хотя, если верить этому господину из Москвы, неизвестно куда мы отсюда угодим.

– Куда-нибудь да угодим. Жратвы теперь завались. Пушки хорошие, патронов много. Не пропадем.

– Ладно. Вы обещали мне кое-что рассказать, Полина, – обернулся к девушке блондин.