–
– Кого?
– Проклятых рубедо.
Твердолобый поморщился. Она первая произнесла это слово, которое означало, что на самом деле их жизни принадлежат демонам пустоты. И, кажется, она была права. Ничего удивительного: после встречи с альбедо древние легенды обрастали плотью. Кем ещё быть ублюдкам вроде Уборщика, если не рубедо, превосходящими нигредо настолько же, насколько те превосходили пустотников?
За последнюю половину квадранта Твердолобый растратил не только запас душ и патронов, но и потерял достойное место в тверди, а с ним и остатки самоуважения. Он был даже не крысой – скорее, слепым червём на предпоследней снизу ступени здешней иерархии. Червём, ползавшим во мраке неведения и обреченным сдохнуть, так и не узнав, для чего, по какой причине был низвергнут в эту темноту.
– И давно додумалась? – хмуро произнёс он.
– После того как подстрелили Карбона. Он свернул шею своему рикше. Старый глупец. Думал, Колыбель уже у него в кармане…
Если она не лгала, он попал в дурацкую зависимость от пустотника, запертого в Лимбе. Почти смешно: сам запер, но теперь не добраться. Сколько тот ещё протянет, прежде чем задохнётся?
Всё было не так, как раньше, словно его опутала невидимая сеть долгов, о которых он прежде не подозревал или от которых давно отрекся. И от этого принуждения за гранью обычного шантажа и насилия он испытывал злобу – на себя, на альбедо, на Светловолосую. Если она может столько болтать, то, значит, сможет и идти дальше.
– Вставай, – сказал он грубо и с трудом сдержался, чтобы не пнуть её сапогом.
Она покачала опущенной головой.
– Только если отдашь мне душу…
Он повторил то, что твердил чужой голос в голове:
– А ты не пробовала обходиться без них?
Она с трудом подняла голову и сквозь спутанные волосы посмотрела на него так, словно перед ней внезапно появился незнакомец. Он действительно стал другим, хотя не мог бы найти слова, чтобы объяснить, в чём заключается изменение. Прежде всего, он ощущал на себе бремя, от которого необходимо избавиться. И это бремя слепые черви вроде него называли душами…
Он взял её за подбородок. Она уже не могла не только обжечь, но даже согреть. Её кожа сделалась холодной, как влага на стенах старого туннеля. На губах появилось что-то вроде рубинового инея.
Он впервые увидел, как замерзают изнутри.
19. Проводник
Чем в действительности была игрушка Куклодела, Твердолобый понял немного позже. Разбуженная, она двигалась подобно нигредо с больными суставами или просто очень старому нигредо… но она двигалась. Как разбудить её, он узнал, сидя рядом с коченеющим телом Светловолосой и тоже приготовившись сдохнуть.
Шёпот чужих голосов в голове тревожил его не больше, чем лишняя царапина беспокоит умирающего от ран. То, что он считал надвигающимся безумием, пожалуй, спасало от тягостного ожидания и чересчур откровенного злорадства победившей безнадёжности. Голоса повторяли всё когда-либо им услышанное, поэтому скучно ему точно не было. Он и не подозревал, что запомнил столь многое. Чаще бесполезное, почти всегда неприятное, иногда загадочное.
Голосок девочки-альбедо отличался тем, что повторял всего три-четыре фразы. Среди них, конечно, был вопрос без ответа: «
Полез в карман за часами. Откинул крышку и уставился на свинцовый шарик, бежавший по спирали как никогда быстро. Зачем ему теперь часы? Тем более такие, что показывают искажённое время…
Он с трудом поймал шарик непослушными пальцами. Выронил, думал – потерял. Выудил из складок одежды и вставил в отверстие в туловище куклы. Шарик провалился в гулкую темноту, из которой вскоре донёсся едва слышный и словно бы отдалённый стук. Это совсем не напоминало удары сердца. Скорее уж чьи-то шаги…
И когда Твердолобый поставил куклу на каменный пол (безысходность потешалась над ним, как над последним идиотом), та начала двигаться. Шаг за шагом. На ногах с «больными» суставами. В ритме, задаваемом потусторонним барабаном.
Вскоре она добралась до границы озарённого рубиновым сиянием пятна. Твердолобому ничего не оставалось, кроме как подняться на ноги, взять Компас из затвердевших пальцев женщины-ледокола и отправиться следом за куклой.
Уже через несколько шагов он осознал, что игрушка Куклодела не просто двигалась.
Она ломала пространство.