– Вы все равно мне не поверите, – негромко сказал белогвардеец. – Хотя и сами знаете про того, кто…
– Конечно, знаю! Белые али зеленые только, не пойму? И чего надо им – тоже!
– Нет, – покачал разбитой головой поручик, – Не человек, он такое сделать не может.
Он указал связанными руками на останки Рыжего.
– Врешь, контра, вре-ошь!
– Один из ваших пропал в лесу, пуля случайная, да случайно убила еще одного, третий покалечился, погибла лошадь… и это всего за один вечер, за час-два…
– Заткнись, поручик. К чему твои слова?
Ответить белогвардейцу не удалось. Резко затрещали, ломаясь, доски, полопались связывающие их поперечины. Дико заржали лошади.
Северов отвел наган от беляка и выстрелил в темноту, где в стойлах у тележных ворот стояли кони. Бараев вскинул винтовку и тоже выстрелил. А потом лихорадочно пытался передернуть затвор, но руки тряслись так сильно, что никак не получалось. Животные кричали, совсем как люди.
– Вперед, – заорал Северов и побежал к стойлу.
– Ай, вы, кутляки! – тонко, по-бабьи воскликнул Бараев и рванул следом. – Шишиб! За Рыжий!
У ворот творилось безумие, лошади хрипели и бились в судорогах. В отблесках далекого костра Северов видел только блестящие глаза, зубы, слышал тяжелый конский пот с вязким медным привкусом крови. Сквозь выломанные ворота проблескивали огоньки-точки звезд.
А еще что-то большое стремительно двигалось против его хода, обходя жернова с другой стороны. Доски и кости хрустели под тяжелыми шагами.
– Ста-а-аяяять! – крикнул Савелий и выпустил оставшиеся пули.
Заорал оставленный один Иван, эхом крик подхватил Бараев, оказавшийся почему-то далеко позади, у края освещенной части комнаты. Грицко вдруг забулькал, а Бараев, будто отброшенный сильным ударом, полетел и врезался в стену. Затрещали доски, и внезапно стало почти тихо – только удаляющееся топ-топ-топ, лошадиный хрип да высоко над головами вторящий ему вороний ор.
Савелий бросился к затухающему костерку, подкинул мимоходом захваченный с пола пук соломы. Пламя взметнулось, выхватив у темноты жуткую картину: торчащие, словно кости, белесые деревянные разломы, повсюду – на земле, стенах – расплывающиеся пятна, черный пролом вынесенной двери, лежащие ничком тела белогвардейского поручика и чуть поодаль Бараева.
– Грицко! – заорал Северов, – Иван!
Ни следа, будто и не было никогда такого человека.
Словно в ответ, издалека, сквозь пролом в стене, раздался жуткий то ли крик, то ли вой. Савелий понял, что у него дрожат руки. И вовсе не от ярости, как всего несколько минут назад.
Он доплелся до татарина, перевернул бездыханное тело. Шея сломана, мертв, что валун у дороги. Северов прикрыл бойцу пальцами глаза, поднялся и рывком посадил пленного перед собой.
Поручик застонал.
– Видел, кто это был?
На бледном лице беляка темная красная кровь казалась особенно заметной.
– Попрошу вас развязать мне руки. Я не убегу, слово офицера.
– Плевал я на твое слово, – Северов вытер лезущий в глаза холодный пот.
– Со связанными я помочь не смогу. Просто умру.
С детства Савелий отвык бояться. Пока был мальцом, пугался, конечно, всякого. А потом сама жизнь не давала возможности: с утра до самой ночи он и еще пятеро братьев заняты делами, работы столько, что времени на какое-то проявление страха нет. Ночь – всего лишь время для короткого сна, а с утра – снова дела. Лишь по праздникам удавалось украсть несколько часов для радости… когда уж тут бояться!
А сейчас ему было страшно. До смерти, до скручивающей нутро жути.
Дать возможность белогвардейцу сбежать, развязать? Или оставить как есть… беззащитным перед непонятным страхом из темного леса? Сбежит – и выйдет тогда: предаст он, комиссар Северов, власть Советов, не выполнит задания своего комдива. Не развязать, позволить неведомому убить беззащитного… вовсе подлостью человеческой отдает. Хоть и вражина, буржуйский прихвостень, а все одно – человек.
Достал нож и перерезал стягивающий руки ремень.
– Смотри, оф-ф-фицер, и я погляжу, каково твое слово.
– Нужно найти веревок, много. И покрепче, – поручик потер затекшие руки.
– Зачем?
– Комиссар, неужели вы сказки не помните?
– Сказки? – зло спросил Савелий. – О чем это ты, беляк, головой стукнулся?
На тронувшегося умом белогвардеец не походил, хоть и говорил вещи совершенно глупые.
– Сказки же всем рассказывают одинаковые. Вспомните, о чем я сказал совсем недавно…
…словно лавина несчастий обрушилась на дружину Северова: сразу одна беда, за ней еще, и еще. Говорят – не приходит горе поодиночке, но не чересчур ли для одного раза случайностей?..
– Лихо разбудили, думаю, – закончил поручик. – Оно хозяйничает у дороги.
«Лихо?»
– Не может быть, – недоверчиво сказал Северов. – Нет такого, это бабкины суеверия. Советская власть говорит…
– Только Лихо о Советской власти не знает, – поручик неотрывно смотрел в разлом стены. – Я видел, словно сам в сказке оказался. Оно утащило большого красноармейца, Грицко. От Лиха все неудачи – и моя, и ваши. Рядом Лихо, вот и творится бог ведает что… Есть у вас веревка или нет?
Северов угрюмо молчал.