Не заходя в будку, девушка протянула руку и сняла трубку с рычага. Услышала непрерывный гудок и набрала бесплатный номер, который с детства вдалбливали ей в голову и который, как она прежде надеялась, никогда не пригодится. После нескольких секунд тишины и треска помех она услышала чье-то тихое хихиканье. Трудно было разобрать даже, кому принадлежал голос – взрослому или подростку, мужчине или женщине. Смех звучал как издевка, во всяком случае, девушка снова почувствовала себя втянутой по собственной глупости в дурацкую и небезопасную игру.
Она дала отбой и набрала номер вторично, но на этот раз в трубке не раздалось ни звука. С тем же результатом она пыталась дозвониться по четырем другим номерам. Бросив трубку на рычаг, она повернулась, чтобы продолжить обход. В этот момент зазвонил телефон. Пронзительный сигнал вызова заставил ее вздрогнуть. Звук исходил из черной коробочки, прикрепленной под аппаратом. Увидеть ее можно было только нагнувшись. После третьего звонка девушка сняла трубку и произнесла: «Алло».
– Кто это? – спросил спокойный мужской голос. Молодой и веселый.
Она была не из тех, кто легко идет на контакт. И не испытывала особой охоты называть себя.
– Вы меня не знаете. Я тут случайно. Не могу найти выход наверх.
– Нет, я тебя знаю, – возразил неизвестный собеседник. Его голос сделался почти ласковым. – Я знаю тебя очень хорошо, негодная девчонка. Не можешь найти выход, бедняжечка? А не надо было убегать от папочки. Хотела погулять? Вот видишь, теперь папочка тебя накажет. Может быть, папочка тебя поимеет… Но не сегодня. Сегодня папочка добрый. Погуляй еще, сучка, – хрипло закончил он.
Раздались короткие гудки.
«Иди в задницу», – сказала девушка в трубку и оставила ее болтаться на проводе.
Слова незнакомца ничего не объясняли, а за шутку их принял бы только очень большой оптимист. Скорее (если считать, что разговор с «папочкой» ей почудился) их можно было принять за внезапное проявление комплекса Электры. Испытывала ли она влечение к папочке, которого у нее не было? М-да, мысли об этом могли завести слишком далеко…
Страх, словно слабая кислота, медленно разъедал девушку изнутри. Тяжесть и твердость «беретты» казались куда более реальными, чем составляющие ее личности, которым она уже позволила исчезнуть. Все, что она могла противопоставить враждебному окружению, годилось только для обычных условий. Даже злу полагалось иметь имя под солнцем, иначе это не зло, а нечто другое, гораздо более страшное, атавистическое, – из мира, где у смерти еще не было ни названия, ни лица, ни масок.
5
Если в твоем удостоверении личности в графе «место рождения» стоит «нет данных», ты начинаешь сомневаться в том, что некоторые имеющиеся данные соответствуют действительности. Дата рождения – первого мая 20** года – почти наверняка выбрана от фонаря кем-то, кто позаботился, чтобы ты вообще могла праздновать день рождения. Ты ничего не знаешь ни о своем отце, ни о своей матери. Твои воспоминания о раннем детстве обрывочны и крайне фрагментарны, но они неразрывно связаны с монастырем. Там ты безвыездно провела свои первые семнадцать лет и получила «базовое» образование, пригодное для работы, с которой обычно справляются аборигены. Ты человек без роду и племени, и, как выясняется, место твое – нигде. Ты сама считаешь это достаточно справедливым. Просто у тебя был низкий старт, хотя бывает и ниже. И хорошо еще, что старшие подружки в монастыре, знавшие толк в тайных попойках, посещениях рок-концертов и прочих неблагочестивых бдениях, успели подсадить тебя на правильную музыку, иначе жизнь показалась бы полным дерьмом.
Кстати, теперь у тебя нет даже подружек.
А половая и расовая принадлежность указаны верно. Когда у тебя месячные, ты думаешь о том, что предпочла бы через день бриться.
Зеленый павильон был словно перенесен на платформу с лужайки возле какого-нибудь загородного дома. Внутри были полукругом расставлены складные детские стулья. На одном из них сидела кукла – забытая кем-то или подброшенная намеренно. Последнее казалось вполне вероятным – кукла являлась точной копией той единственной, которой девушка играла в детстве.
Это был довольно ощутимый удар по нервам, если учесть, что свою куклу она потеряла во время экскурсии по заповеднику километрах в ста от монастыря и еще дальше от города. Помнится, не меньше недели она оставалась безутешна. И впервые убедилась в том, что молитвы о возвращении утраченного не всегда помогают. Как и любые другие молитвы.
Шорохи отвлекали, растаскивали ее внимание, словно мыши; в жерновах подземелья отдельные звуки сразу же превращались в пыль. Девушка осознала, что ее трясет; дрожь была мелкой, а ощущения напоминали голод и холод одновременно. При обычных обстоятельствах действительно не мешало бы чего-нибудь съесть, но не сейчас, когда желудок был заполнен кислой жвачкой страха.
Угроза казалась абсурдной, а потому ее реальность было трудно оценить. Девушка сказала себе, что надо приготовиться к худшему, но при этом не впадать в панику. Как всегда, она плохо себя слышала.