Настоящая фантастика 2015

– Итак, Гримм проверял состояние монаха, когда некто, облаченный в балахон, вынырнул из переулка слева от спрятавшегося Тумберга, подошел к журналисту сзади и огрел его дубиной по затылку. После того как преступник оглушил журналиста, к нему присоединились другие. Пользуясь тем, что из-за сильного дождя улица была пустынна, злоумышленники беспрепятственно уволокли монаха, оставив Гримма лежать на мостовой. Тумберг уже собирался приблизиться и оказать ему помощь, когда молодой человек пришел в себя и начал подниматься. Тут наборщик поспешил в типографию и прикинулся, что ничего не видел. Исходя из этих показаний, мы можем сделать следующие выводы…

Вольсингам, не слушая, встал и подошел к окну. Внизу, на площади, виднелись подмостки, на которых с таким успехом выступала труппа мейстера Виттера. Вчера, когда троица возвращалась из типографии, они стали невольными зрителями еще более разнузданной постановки. Представление шло при свете факелов, но публики, казалось, только прибавилось. Блестящие в факельном свете глаза десятков и сотен людей не отрывались от сцены. Там раскорячился мейстер Виттер, на сей раз сам нацепивший платье и парик лозницы. Из-под его широко расставленных ног выныривал юркий юнец, завернутый в белую простыню, с оленьей маской и оленьими рогами. Наверное, сценка должна была вызвать смех, но люди на площади не смеялись – и Вольсингама пробрал озноб. Ему и сейчас сделалось зябко. Художник прикрыл тяжелую створку окна и развернулся к Гроссмейстеру.

– Почему вы не говорите, как все было на самом деле?

Вчера Тумберг, трясущийся от страха и похмелья, рассказал, как всю неделю молодой хозяин был сам не свой и говорил о каком-то исключительном материале, который прогремит на весь Город, да что там – на весь протекторат. О соматиках и темных махинациях огненосцев и о том, что нельзя беспрепятственно душить голос свободной прессы. И как он им всем покажет. А потом, по словам наборщика, начались неприятности. В прошлую пятницу мальчишка Гиккори поймал Тумберга за локоть в дымном полумраке трактира, где тот проводил все свободные вечера, вытащил на улицу через заднюю дверь и привел в какой-то сарай. В сарае человек в страшной белой маске дал ему денег и велел следить за хозяином. Якобы хозяин был совсем не хозяин, а так, мелкая сошка, работавшая на него, человека в маске. Но он нарушил соглашение. «А это очень нехорошо – нарушать соглашения, ведь так?» – спросил человек, вкладывая в онемевшие пальцы наборщика мешочек с деньгами. В мешочке оказалось тридцать талеров (а совсем не грошей, как объявил поначалу Тумберг) – сумма не маленькая и все же не чрезмерно большая. Тумберг получил вдвое больше позавчерашним вечером, когда актеры уводили их жильца и когда мальчик Гиккори передал наборщику новое поручение человека в маске: уничтожить набор последней статьи Себастиана Гримма. Статья должна была появиться в утреннем номере. Тумберг сделал как велено, после чего, чувствуя себя предателем и последней сволочью, запил и пил беспробудно всю ночь и весь день.

Выплеснув из себя эту запутанную исповедь и тем, видимо, успокоив больную совесть, Тумберг упал на кровать Гримма и немедленно захрапел.

Услышав вопрос Вольсингама, Гроссмейстер состроил кислую гримасу.

– А что нам, собственно, известно? Про какого-то человека в маске, на которого работает Гиккори. Этот человек в маске может состоять в труппе Виттера, а может и нет.

– Но в ночь перед смертью Себастиан пил с актерами, – настойчиво проговорил Вольсингам, подходя к столу. – И утром после убийства монаха он явственно пытался намекнуть нам на актеров.

– Почему не сказал прямо?

– Возможно, его запугали. Огрели дубинкой по голове. Может, Гримм понимал, что на этом они не остановятся…

– Однако погиб он не от удара дубиной, – устало напомнил Гроссмейстер, морща желтый лоб, – а от той дряни в мозгах. Как и констебль Нойман. И, возможно, монах. Их убили не люди, а треклятая икона. Или что-то другое. Помните – монаха вечером накануне убийства видели в обществе лозницы.

Вольсингам с трудом сдержал злой смех. Он нагнулся, упершись кулаками в столешницу, и в упор уставился на полицейского.

– Лозница не выходит из замка, могу вам в этом поклясться. К тому же… как вам ее описал свидетель?

– Стройная черноволосая девушка в зеленом платье.

– Это не она.

– Почему?

– Просто поверьте мне – это не она. Зато Гиккори, как мы помним, не переоделся после представления. Вполне возможно, что именно он в костюме лозницы говорил с соматиком и угрожал ему. Поэтому монах был так напуган, когда пришел в типографию. Видите, все опять упирается в актеров.

Взгляды Гроссмейстера и Вольсингама скрестились, и никто не желал уступить. У художника уже начали слезиться глаза, когда бухнула дверь кабинета и выросший на пороге констебль Вейде громогласно объявил:

– Доктор Харп желает, чтобы вы, герр Гроссмейстер, и вы, господин Вольсингам, немедленно спустились в лабораторию.