Настоящая фантастика 2015

– Да, – кивнул Накамура. – Вы придумали прекрасный план, но не учли одной важной детали. Сан-Нокку вовсе не безмозглая биологическая машина. Она – представитель сложной культуры с очень своеобразными этикой, моралью, традициями, кучей условностей и жёстко регламентированными правилами поведения. И очень суровыми наказаниями для нарушителей. Будущим основательницам новых родов ещё на личиночной стадии вбивают в голову основные законы и традиции – ведь мать должна быть примером для всей колонии. Сан-Нокку не смогла бы сделать то, чего ожидали от неё вы и «Хирингу». По законам чести, принятым среди антерритов, королева, виновная в инцесте, должна совершить ритуальное самоубийство.

– Что?! – Иван потрясённо оглянулся на Волошина. – Что за бред?

Тот пожал плечами:

– Почему же бред, Ваня. Всё очень даже логично. Наоборот, странно, что ни ты, ни я ни разу не подумали о том, что наш план предполагает кровосмешение и что Саньку это может возмутить.

– Она же была для вас муравьём, – ровно, без тени осуждения или ехидства заметил Накамура. – Насекомым. И потенциальным источником прибыли. Её чувства вас не интересовали. Впрочем, в человеческой культуре это табу во все времена соблюдалось не так строго, как у антерритов. Достаточно вспомнить дочерей Лота…

– Не надо, – устало попросил капитан. – Продолжай.

– Я объяснил Кицунэ, что на Земле Сан-Нокку ничего хорошего не ждёт. Мы стали искать способы убедить аборигенок взять её обратно. Случайно одна из них увидела в кабинке гравиплана мой портрет, подарок нашей гостьи, – очень смешной рисунок, кривобокий шестилап с приплюснутой башкой… Антерритки были в восторге. Представляете, у них совсем, совершенно, абсолютно неизвестно такое понятие, как изобразительное искусство! Ни картин, ни скульптур, ни орнаментов – ни-че-го! Их отношение к Сан-Нокку сразу изменилось. Сегодня, во время прощального визита, я окончательно договорился. Они приняли бы её, даже если бы с полётами ничего не вышло. Единственного в колонии художника прокормили бы и без детей. Но вы же сами видите – она всё-таки полетела, – скромно завершил Накамура и добавил, вытягивая из люльки здоровеннный, пухлый, полупрозрачный, туго набитый искристой красноватой массой пузырь:

– А это – в дар нашему экипажу. За то, что Саньку учили. Держи, Иван-сан!

Штурман поймал подарок, взглянул на просвет на его содержимое, спросил ошарашенно:

– Медолин?!

– Ага! – весело подтвердил Накамура. – Как я понял, не только Санька не может без него жить, правильно?

И он побрёл вдоль обрыва, подбирая рассыпанные бумажки.

Иван, крепко прижимая к груди сокровище, затопотал вверх по трапу. Волошин покачал головой, отвернулся к озеру.

Над дальним берегом медленно плыли в сторону антерритника раздутые ветром зеркальные полотнища.

– Красиво, – мурлыкнул за спиной подошедший Накамура.

– Красиво, – согласился капитан. – Может, скажешь всё-таки, как она додумалась до такой техники? Мне, как пилоту, интересно.

Мурка оскалил в улыбке хищную пасть, протянул один из поднятых с земли листков.

Волошин взглянул на рисунок.

Зелёные линии на белом фоне: вытянутый контур внизу, от него прямо вверх – три вертикальные черты, перечёркнутые выгнутыми полукружьями.

Изображение было по-детски корявым, но тем не менее легко узнаваемым.

Каравелла.

Михаил Савеличев Мабуль

Сделай себе ковчег из дерева гофер.

Бытие 6:14

Утром Гноил задушил жену.

Она лежала на животе, а он сидел сверху, крепче стискивая панцирь. Клешни ее впивались в твердь, вырывая огромные студенистые куски почвы. Пот бежал по лицу, плечам, спине Гноила, превращаясь в стебли и пытаясь укорениться в извивающемся теле. Аммониты почуяли добычу и с легким свистом плыли в вышине, бросая тень на Сад. Молодые и полупрозрачные, с темными зигзагами на раковинах, тянули к задыхающейся нефелим щупальца, а старые, огромные, с потрескавшимися краями, терпеливо ожидали исхода. Наконец панцирь лопнул, Гноиловы пальцы уперлись в плоть. Тело затихло.

Гноил сполз на землю, разглядывая испачканные вонючей желчью руки. Все вокруг шевелилось, принимая в себя то, что уже не могло случиться. Тысячи и миллионы потомков, которые так и не родились, обращались, сгущались, затвердевали. Ложились черными пластами глубоко под землей. Разливались там же огромными маслянистыми океанами. Каменели ужасными чудищами, за миллионы лет выраставшими до высоты колена несостоявшегося отца.

Жадный ветер выдувал песок с мертвого тела. Щупальца аммонитов настойчиво искали остатки плоти среди плотных зарослей колючих кустарников, в которые превратился панцирь. Гноил, изголодавшись, оторвал кусок и запихал в рот. Вкус хлеба. Свежеиспеченного хлеба. Он почувствовал нечто вроде раскаяния – жена не могла быть такой вкусной.

«Где твоя жена, Гноил?»