Настоящая крепость

- Ты забрал последние письма Эрейка Динниса из его камеры, Жэйсин. И мы отправили их его жене - его вдове - в Чарис. Сейчас будет не так просто. На этот раз они знают о нас. Но я не думаю, что они, скорее всего, предпримут открытые действия против нас, по крайней мере, еще месяц или два. Так что у тебя будет немного времени, как только ты доберешься до Гласьер-Харт. Используй это, Жэйсин. - Руки на его плечах встряхнули его с сильным, нежным акцентом. - Используй это. Составь свои планы, как сможешь, а потом исчезни.

Канир открыл рот, чтобы возразить, но обнаружил, что Уилсин снова трясет его.

- Ты ничего не смог бы здесь добиться, даже если бы остался, - сказал ему викарий. - Все, что ты мог бы сделать, это умереть вместе с нами остальными. Знаю, что ты готов сделать это, Жэйсин, но думаю, что у Бога на уме для тебя еще больше, чем мученичество. Как бы мне ни было неприятно это признавать, я пришел к выводу, что "Церковь Чариса" стала нашей единственной настоящей надеждой. Ну, не настолько большой, как нужно лично нам, поскольку я не вижу, что Стейнейр или Кэйлеб могли бы сделать для спасения Круга, даже если бы они знали о нашем затруднительном положении. Но это наша единственная надежда на то, что мы намеревались сделать в первую очередь. Гниль слишком глубоко проникла здесь, в Храме. Клинтан и Тринейр - но особенно Клинтан - слишком коррумпированы. Они активно стремятся поддерживать то самое зло, которое превращает Мать-Церковь в мерзость, и если у нас когда-либо действительно была какая-то надежда остановить их, то сейчас мы ее потеряли. У нас мало времени. Так что единственная надежда, которую я вижу, - это то, что чарисийцам удастся бросить им вызов. Что пример Чариса извне заставит реформироваться изнутри. Что это в конечном счете означает для универсальности Матери-Церкви, не могу сказать, но я пришел к выводу, что важнее, чтобы она была Божьей Церковью, будь она разбита на сколько угодно частей, чем чтобы она оставалась единой целостной сущностью, порабощенной силой Тьмы.

Канир видел боль в глазах Уилсина, понял горечь этого признания. И в этом признании он понял, что Уилсин тоже пришел поговорить с ним. Сама его душа содрогнулась при мысли о расколе, кошмаре религиозной борьбы - огромном просторе для доктринальных ошибок, - который должен охватить мир, если Мать-Церковь распадется на конкурирующие секты. И все же даже это было предпочтительнее, чем наблюдать, как Божья Церковь все глубже и глубже погружается в коррупцию, ибо это была худшая и самая мрачная "доктринальная ошибка", о которой Жэйсин Канир мог только мечтать.

И все же, несмотря на то, что он неохотно согласился с анализом Уилсина, и даже несмотря на то, что он полностью разделял настойчивость Уилсина, он понятия не имел, как ему удастся в конце концов избежать инквизиции. Правда, у него, вероятно, было бы, по крайней мере, немного больше шансов в Гласьер-Харт, чем в самом Храме, но это мало о чем говорило.

Он был уверен, что отец Брайан Тигман, интендант Гласьер-Харт, был, по крайней мере, в целом осведомлен о подозрениях Клинтана. Интендант, как и все интенданты, был назначен в Гласьер-Харт управлением инквизиции, и, так же как и все интенданты, он был членом ордена Шулера. Он также был холодным, суровым сторонником дисциплины. Канир несколько раз пытался добиться его замены, и каждый раз его просьба отклонялась. Это было, мягко говоря, необычно и свидетельствовало о заинтересованности инквизиции на очень высоком уровне в том, чтобы оставить Тигмана здесь, и все это означало, что у Канира не было сомнений в том, где лежит лояльность "его" интенданта. И все же, к сожалению, Тигман был не самым ловким агентом, которого мог выбрать Клинтан. Возможно, великий инквизитор посчитал, что достаточная самоотверженность заменит определенный недостаток утонченности? Или он решил, что для того, чтобы присматривать за явно помешанным "эксцентричным" типом вроде Канира, требуется лишь умеренная степень компетентности? Какова бы ни была логика, Тигман в последнее время очень плохо справлялся с тем, чтобы скрыть подозрение, с которым он относился к своему номинальному начальнику. Он был намного внимательнее, чем обычно, постоянно беспокоил архиепископа, советовался с ним, убеждался, что у него нет неожиданных потребностей или задач для своего верного интенданта. Что касается способов следить за кем-то, то это было примерно так же незаметно, как бросить булыжник в окно. Что, к сожалению, не делало его менее эффективным.