Настоящая любовь

Так и вышло. Возле реки, неподалеку от Глиндери, собралось человек двадцать пять, люди подходили каждую минуту. Все были пешие за исключением одного всадника в темном свободном балахоне и темном женском парике. Лицо зачернено. Ребекка, решила Марджед, и сердце ее забилось быстрее. Но всадник подъехал к ней ближе и взглянул на нее сверху вниз.

— Марджед? — спросил он голосом Аледа Рослина. — Тебе не следует здесь находиться. Ступай сейчас же домой, там безопасно. Хватит того, что Юрвин погиб.

Конечно, это был Алед, нарядившийся Шарлоттой, — вид у него был смешной и в то же время грозный. Ребекка должна была появиться позже. И если традиция соблюдалась, она обязательно будет во всем белом.

Марджед покачала головой.

— Я никуда не пойду, только с тобой, Алед. Ты не прогонишь меня. К сожалению, мы сегодня будем крушить заставу, а не Тегфан, но Герейнт поймет после сегодняшней ночи, что у него сильные враги. Я одна из них и дома прятаться не собираюсь.

— Нам предстоит пройти много миль по холмам, — сказал Алед. — Это будет долгая, трудная ночь, Марджед.

— А как же воскресная служба? — спросила она, широко улыбнувшись. — Я не позволю ни одному хористу пропустить ее под предлогом, что нужно отоспаться.

— Тогда ладно, — сказал он, направив лошадь в сторону, — не жалуйся потом на волдыри.

Алед не преувеличивал. Он повел их прямо по холмам — они поднимались на вершины, спускались в долины и снова взбирались на холмы. Преодолели много миль. Почти весь путь Алед проделал пешком, ведя лошадь под уздцы. Шли молча. По дороге к ним присоединились еще несколько десятков человек. В результате людей набралось больше сотни, как показалось Марджед, все двигались вместе, бесшумно, и, окажись рядом кто-то непосвященный, он даже не заподозрил бы, что к заставе движется такая многочисленная процессия.

А потом неожиданно перед ними выросла такая же большая, сплоченная и тихая группа людей. Марджед, шагавшая почти в первых рядах своего отряда, рядом с Аледом, вновь почувствовала дрожь от возбуждения и страха. Во главе новой группы был всадник на высоком черном коне. Его фигура была скрыта ниспадавшим белым одеянием, а на голове был светлый парик. Даже лицо казалось белым — Марджед решила, что он предпочел надеть маску, чем чернить лицо.

Ребекка!

Всадник в белом сидел неподвижно на коне, возвышаясь над пешей толпой.

Кто он, удивлялась Марджед, не сводя с него глаз. Он выглядел еще нелепее, чем Алед. И во много раз внушительнее. Алед и остальные отделились от своих групп и заняли места по обе стороны Ребекки.

Наконец Ребекка поднял обе руки и развел их в стороны. Белые рукава развернулись, как крылья, от запястий до плеч. Это был ненужный жест, так как люди и без того стояли тихо. Но это был командный жест. Тишина стала почти осязаемой. Марджед казалось, что она слышит биение своего сердца.

— Дочери мои, — произнес Ребекка по-валлийски, — и мои верные дети, приветствую вас.

Это был низкий мужской голос, звучавший тихо, но достаточно ясно, чтобы его услышали в дальнем конце толпы. Это был голос человека, который привык отдавать команды.

— Я поведу вас к заставе, — объявил Ребекка, — к воротам, которых там не должно быть, так как они лишают моих земляков возможности свободно ездить по дорогам. Вы, мои дочери и дети, разрушите эти ворота и домик смотрителя. Вы разрушите их по моей команде. Вы не станете причинять вред смотрителю или оскорблять его словами. Мои последователи — люди учтивые и вершат справедливость на пользу своим семьям, соседям и друзьям. Если кто желает повернуть назад, сейчас самое время.

Никто не двинулся с места. По толпе пронесся тихий гул одобрения.

Ребекка великолепен, вновь подумала Марджед. Толпу, намеревавшуюся крушить и ломать, он с помощью нескольких слов за очень короткое время превратил в армию, перед которой стояла благородная цель. Он укротил их, и ее в том числе. В эту минуту ей казалось, что она последует с ним в ад и обратно, стоит ему только попросить.

— Веди нас, мать, — сказал Алед.

— Мы последуем за тобой, мать, — вторили ему остальные «дочери».

Марджед почувствовала, что сердце забилось быстрее от этого глупого ритуала, который в эту минуту почему-то не казался таким уж глупым.

А затем Ребекка опустил руки, и все начали спускаться с открытого холма, на котором собрались. Направились к дороге и заставе, не видимой в темноте. Ночь была такой темной, что даже нельзя было разглядеть, куда ступает нога. Лошади впереди и сотни мужчин вокруг были для Марджед лишь слабой тенью в темноте, скорее ощутимой, чем видимой. Единственное, что можно было хоть как-то разглядеть, — белое одеяние Ребекки. Марджед не отрывала от него глаз.