Настоящая любовь

Что-то в этом свидании беспокоило меня, и, слушая, как Боб рассуждает о том, что неправильного в женщинах, которые ходят на свидания и после сорока, я пыталась разобраться, что же именно не дает мне покоя. И наконец поняла. Боб считал себя призом, выигрышем, удачей. Не имело значения, что он был на четырнадцать лет старше меня. Не имело значения, что он был нудным, что у него не было шевелюры, заслуживающей доброго слова, или что кончик носа у него смешно шевелился, когда его верхняя губа касалась нижней. Каким-то образом, тем не менее, Бобу удавалось производить впечатление приза. И я не хочу сказать, будто меня это не касалось — я обнаружила, что тоже думаю о нем как о вознаграждении! Он мне даже не нравился, но я все равно считала его наградой. Это случилось вовсе не из-за того, что он был врачом, как вы подумали. Позвольте заметить, что желание выйти замуж за врача я связываю с особенностями буржуазного мышления. Но от такого мышления я чудесным образом была избавлена — так что дело не в этом. Все было гораздо хуже. Дело в том, что он был стулом. Жизнь — это игра в музыкальные стулья, и каким-то образом и мне, и Бобу стало понятно, что, когда музыка закончится, кто-то будет сидеть на стуле, а мне, быть может, придется стоять.

Остаток вечера эта мысль не покидала меня, я вертела ее в голове и так и эдак, пытаясь рассмотреть под разными углами, и по мере того как это занятие продолжалось, мне постепенно открылась истина. Вот такая: если кто-то из нас и был стулом на этом свидании, так это я. Теперь, когда я больше не думаю об этом, мне приходит в голову, что, наверное, так ведут себя мужчины определенного типа, когда встречаются с женщинами, не обладающими внешностью Кристи Тарлингтон[14]. Не имею понятия, что бывает, если один из двух человек во время первого свидания выглядит так ошеломляюще, как Кристи Тарлингтон — там, без сомнения, действуют другие правила — но если что-нибудь и интересует меня меньше, чем проблемы невероятно красивых женщин, то это проблемы мужчин, которые назначают свидание таким женщинам. Как бы то ни было, остаток вечера с Бобом я провела, буквально наслаждаясь своим ощущением стула. Это время от времени опасно приближалось к грани нормальной самооценки. Но теперь мне понятно, что дело было вовсе не так. Теперь я понимаю, что мне удалось перевернуть все с ног на голову. И это означало только одно: я действительно перевернула все. Тем вечером я чувствовала себя хорошо и солгала бы, сказав, что это не так.

Вообще-то я была так занята своими мыслями, что только ближе к концу десерта до меня дошло: во время этого странного свидания я была совершенно и необычно даже для себя тиха и неразговорчива. Я была настолько сдержанна, что просто не узнавала себя. У меня даже не было того чувства, которое я всегда испытываю на таких вот «свиданиях вслепую» — у меня было всего два подобных свидания в жизни, но я достаточно отчетливо помню то особенное чувство, которое возникало у меня на них обоих, — когда вы пытаетесь понравиться своему партнеру просто ради того, чтобы он остался в твердом убеждении, что вы для него желанны. Черт бы тебя побрал, думала я, глядя через столик на Боба, который разглагольствовал о том, как хорошо он провел время на Мауи, и кончик его носа опускался всякий раз, когда он произносил «б», «м» или «п». Я желанна. Это я — стул!

Боб со своей стороны тоже не замечал моей немногословности. Он заплатил по счету, и мы зашагали вверх по Уолнат-стрит к моей квартире. Когда мы дошли до площади Риттенхаус-сквер, то перешли к фонтану в центре, который был подсвечен огнями и работал. Зрелище было очень красивым.

— Вы верите в любовь? — спросил у меня Боб, когда мы подошли к фонтану.

— Простите?

— Вы верите в любовь? — повторил Боб.

— Конечно, верю.

— Не спешите. Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать.

— Все верят в любовь, — настаивала я.

— Все думают, что они верят в любовь, — возразил Боб. — Но если бы все верили в нее на самом деле, все было бы совсем по-другому.

Я начала беспокоиться о том, к чему приведет весь этот разговор. Однажды у меня случилось жутко неудачное первое свидание с типом, который, когда я сказала ему, что готова отправиться домой, перегнулся через стол, взял меня за руку и сказал: «Если у нас будут проблемы, мы справимся с ними». Может статься, мое, пусть и заниженное, очарование производило все-таки более убойное действие, чем я ожидала.

— По-моему, мне следует сказать вам, что я, скорее всего, больше не позвоню вам, — заявил Боб, когда мы подошли к парадной двери моего дома.

Н-да, где же ты, мое очарование?

— Я достиг такого этапа в своей жизни, когда мне хотелось бы быть честным с теми женщинами, с которыми я встречаюсь. Это для меня важно.

— Это очень тактично с вашей стороны, — сказала я.

— Спасибо, — отозвался Боб. — Вот почему я и делаю это.

Я открыла парадную дверь и вошла. Потом повернулась и взглянула на него.