Настоящая любовь

— Это почти неизменно, почти фундаментально. То, как люди ведут себя по отношению к другим, — сказал Матт.

— Не знаю, — отозвалась я.

— Он снова это сделает: уйдет, а потом придет. А тебе надо решать, хочешь ты этого или нет.

В следующий вторник я отправилась в Нью-Йорк на собеседование в надежде получить работу в журнале. Я поехала туда на поезде, прошла собеседование, и на обратном пути поезд оказался переполнен. На сиденье рядом со мной опустилась женщина примерно моих лет, и мы разговорились. Оказалось, что она училась в христианском колледже Уитона в Иллинойсе вместе с моей сестрой Мередит. Оказалось, что ее отец — пастор той церкви, в которую ходит моя подруга Энджи в Атланте. Короче говоря, оказалось, что она — христианка-евангелистка, и благодаря небольшому совпадению разных подробностей у нее сложилось впечатление, что я — намного более христианка-евангелистка, чем есть на самом деле. Теперь, когда я оказываюсь в подобной ситуации, делаю все от меня зависящее, чтобы воспользоваться прежним опытом, и стараюсь не запутаться в чрезмерном количестве лицемерия и неправильного представления о собственной личности; по меньшей мере, я стараюсь не говорить явной лжи. А это нелегко. На этот раз разговор свелся к тому, что я опять принялась излагать ставшие для меня привычными взгляды на евангелистов. Какие они самодовольные. Какие они ограниченные, поверхностные и приверженные канонам. Отсутствие интеллектуальной строгости и точности, страх перед культурой, искусством и новыми идеями, почти полный отрыв от исторических корней христианства в любом смысле. Неухоженные волосы, плохая одежда, уродливые церкви, пресыщенный монотонными общественными молитвами голос. И самодовольство. Господи Боже мой, какое самодовольство.

— Забудьте все это, — сказала мне та женщина. — Забудьте о христианах.

И она накрыла мою руку своей. На лице ее появилось это болезненно-искреннее выражение, и со своим южным акцентом (мне кажется, это одна из вещей, которые можно сказать только имея южный выговор) она спросила:

— Вы влюблены в Иисуса?

Это застало меня врасплох. Отчасти потому, что никто больше не спрашивал меня об этом. Отчасти потому, что это заставляет меня думать. Правда же заключается в том, что сейчас я ни капельки не влюблена в Иисуса. Хотя это не совсем подходящее слово. Меня преследует образ Иисуса, но я не влюблена в него по-настоящему.

Было бы неправильно полагать, что я окончательно утратила веру. Но то, что лишилась определенной ее части, это точно. Надеюсь, у вас не сложилось впечатления, что это была слишком большая потеря. Мне приходится иметь дело с остатками веры, разбирать их, бежать от них, отгораживаться от них, сетовать на них, но мне все время приходится сталкиваться вот с чем: даже остатки того, чем я обладала когда-то, являют собой мощное оружие. Человек определенного сорта, думаю, сказал бы так: на самом деле я пытаюсь убежать от Господа. Знаете, ведь именно это я и чувствую. Если говорить правду, мое сердце потеряло покой, мне хотелось бы обрести хоть капельку спокойствия. Но начинаю подозревать, что только гордость удерживает меня, но, похоже, я не могу вернуться назад. Пока еще нет, во всяком случае. Пока еще нет.

Глава двадцатая

В течение пары недель не происходило ничего особенного — во всяком случае, со мной. У Бонни родился малыш, то есть с нею случилось нечто определенно важное. Появилась девочка, первая у них, они с Ларри назвали ее Грейс. Корделия и Нальдо расстались. Матт написал мне прочувствованное письмо, и я ответила ему тем же. Наши отношения с Томом стали такими, как были прежде, более или менее.

А потом как-то в пятницу, ближе к вечеру, я наводила порядок в спальне. Рядом с комодом Тома на полу лежал чек от кассового аппарата. Я подняла его и уже собралась было положить сверху на комод, как вдруг взгляд случайно упал на его оборот. Я замерла. Там были написаны инициалы, а за ними шел телефонный номер. Я опустилась в изножье кровати и уставилась на клочок бумаги у меня в руках. Подумайте, кто пишет телефонный номер после инициалов? Я скажу вам кто. Тот, кому есть что скрывать. Тот, кто хочет, чтобы человек, с которым он живет, не знал, кому он звонит. Тот, кто хочет, чтобы человек, с которым он живет, не знал пола того, кому он звонит.

Я посмотрела на часы. Том будет дома меньше чем через час. Мы собирались поехать к Нине Пибл на одну из ее вечеринок. Нина постоянно устраивает вечеринки, но эта была особенной. Там будут Бонни и Ларри, и Корделия, и муж Нины Виктор — словом, все, кто был на той вечеринке, которая закончилась феерическим уходом. Нина проинструктировала каждого, чтобы все вели себя так, словно ничего не случилось, то есть чтобы мы как можно быстрее и как можно легче преодолели возможную неловкость.

А это означало, что мне надо пошевеливаться.