Читаем Настоящая любовь или Жизнь как роман полностью

БУРАН (играя на публику, солдатам).Чтобы каждый исполнял свое дело рачительно! Не то!.. Вы меня знаете! Знаете?

СОЛДАТЫ (хором).Знаем, вашблагродье!

БУРАН. То-то ж! Сечь да пороть — это на Руси тоже искусство. (Достоевскому.)А, писатель?

ДОСТОЕВСКИЙ (принужденно).Так, ваше благородие…

БУРАН (подойдя к Достоевскому). А? Громче! Не слышу! Искусство?

ДОСТОЕВСКИЙ (вытягиваясь во фрунт).Так точно, ваше благородие! Искусство на Руси — сечь да пороть!

Буран моргает глазами, пытаясь вникнуть в смысл этой инверсии.

Мария, сидя в карете, прыскает от смеха, Елизавета Герф улыбается.

ЕЛИЗАВЕТА (Марии, с прищуром, одобрительно о Достоевском).А он ничего…

БУРАН (после паузы, на всякий случай, Достоевскому). То-то ж! Бей со всей силой! Не то самого запорю в кордегардии!

Два унтер-офицера выводят из казармы Бахчеева — полуголого, без рубахи, с руками, крестообразно привязанными к прикладам ружей, на которых унтер-офицеры тянут его к «зеленой улице» — коридору солдат с зелеными вересковыми палками в руках.

БУРАН (солдатам и публике). Этот стервец пререкался с фельдфебелем, то бишь выказывал пример неповиновения и бунта!..

БАХЧЕЕВ (слезливым голосом). Ваше благородие! Помилуйте! Будьте отец родной! Не погубите!..

БУРАН. Не я наказую, а закон велит: десять запори, одного выучи!

БАХЧЕЕВ (молит).Ваше благородие, помилосердствуйте! Бейте, да не до смерти!

БУРАН. Верно. Три тысячи ударов еще никто за раз не выдюжил. Так что сегодня получишь полторы, а через неделю, коли выживешь, еще столько же.

БАХЧЕЕВ. И в полторы тыщи никто не выживал! Смилуйтесь, ваше благородие!

БУРАН (на публику).А ты думаешь, мне не жалко тебя? Думаешь, мне в удовольствие смотреть, как тебя будут бить? Ведь я тоже человек! Человек я аль нет, как, по-твоему?

БАХЧЕЕВ. Вестимо, ваше благородие! Будьте отцом родным!

БУРАН. Да ведь я тяжкий грех возьму на себя, если ослаблю закон. (Достоевскому.)А, писатель? Скажи: помилую я его, облегчу наказание — и тем самым вред ему принесу, он опять преступление сделает. И что тогда, а?

ДОСТОЕВСКИЙ. Христос вас простит.

Мария, сидя в карете, смотрит на Достоевского.

БАХЧЕЕВ (загораясь надеждой на помилование, кричит). Ваше благородие! Другу, недругу закажу! Вот как есть перед престолом небесного Создателя…

БУРАН (перебивая). Хорошо, хорошо! Милую я тебя только ради сиротских слез твоих. Ты сирота?

БАХЧЕЕВ. Сирота, ваше благородие! Как перст сирота — ни отца, ни матери!..

БУРАН (милосердно, мягко). Ну, так ради сиротских слез твоих. Но смотри же, в последний раз! (Унтер-офицерам.)Ведите его…

Загремел барабан.

Унтер-офицеры повели Бахчеева сквозь строй.

Замахали первые палки, неуверенно падая на голую спину Бахчеева…

БУРАН (следуя за истязуемым, с неожиданным восторгом).Катай его! Жги! Лупи, лупи! Обжигай! Сажай его, сажай!

И подростки вопят в восторге.

ПОДРОСТКИ. Лупи! Лупи! Бей!

И у зрителей хищно возгораются глаза…

и у женщин подрагивают ноздри…

и Елизавета Герф, глядя на экзекуцию, плотоядно прикусывает нижнюю губу…

и Мария возбужденно теребит платок…

и Буран, позабыв о зрителях, всласть упивается экзекуцией, орет в экстазе.

БУРАН. Сажай его! Сажай сироту! Лупи!..

Под ударами палок, кровавящих его спину и плечи, Бахчеев действительно уже приседает, крича от боли.

А Буран все бежит за ним вдоль шеренги солдат и хохочет, бока руками подпирает и сгибается от смеха, распрямиться не может.

БУРАН. Лупи его, лупи! Обжигай!.. Еще ему, еще! Крепче сироту!..

И солдаты лупят со всего размаху.

И гремит барабан. Эта барабанная дробь накатывает на Достоевского, оглушая его — как тогда, на казни. А вместе с ней — все ближе, все неотвратимее унтер-офицеры тащат к нему окровавленного Бахчеева, ужасая необходимостью ударить несчастного. Судорога проходит по лицу Достоевского, и глаза ему ослепляет сияние солнца…

Рядом с ним старик «наемщик», сжалившись над Бахчеевым, бьет не в полную силу. Буран тут же подскакивает к старику, отмечает спину «милостивца» крестом.

БУРАН. В кордегардию! Засеку своими руками!

Тут Бахчеев — окровавленный и почти падающий на ружья унтер-офицеров — равняется с Достоевским, и одновременно сюда же подбегает Буран, впивается в Достоевского глазами, сторожа его жест.

Гремит, оглушая, барабан.

БУРАН (орет Достоевскому).Жги его, писатель! Бей! Лупи!

Достоевский размахивается и бьет.

Солдатская казарма. День

Распахнув дверь казармы, два солдата вносят «наемщика»-милосердца и волоком тащат по проходу между нарами, на которых солдаты сидят с мисками в руках, обедают.

Вся спина старика «наемщика» исполосована розгами, он замертво падает ничком на нары, кровь капает на пол.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука / Проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза