Даже не телефон, андроид многофукциональный.20 радиостанций подключено. Само собой, не прослушивается ни одной. Эфир девственно чист. Андроид запросил наушники, работающие как антенна. Я даже искать их не стал. Бесполезно.
По большому счету это безобразие со стороны неведомых кураторов подбрасывать несвойственные реальности предметы. Брак в работе. Когда очнусь в очередной раз, сделаю замечание. Только когда очнусь и где? И очнусь ли вообще?
Откуда я? Я посмотрел на мирно лежащий сотовый, мысленно напрягся. Сделал усилие, преодолевая невидимый барьер, Соединяющий меня с настоящим я.
Лучше бы я этого не делал. Из неизведанного пространства накатила ледяная хмарь, в голову точно укол шприцом сделали, я громко вскрикнул.
Должно быть на пару секунд я потерял сознание. Обнаружил себя на полу, струйка теплой слюны на подбородке.
Предупреждение понял. Я больше не буду.
Встал, вышел в соседнюю комнату, где стояло трюмо и шифоньер. На самом деле, в 75-м, здесь стояла еще и диван-кровать родителей. Сейчас его не было. Сколько бы раз я не просыпался здесь, в доме никогда не было людей. Должно быть кураторы решили, что слишком много счастья вредно для здоровья.
Чувство голода погнало меня на кухню, где я безошибочно словно ракета с лазерным наведением открыл теплую еще кастрюлю.
Снежно белая, уже начавшая застывать, с пенкой, манная каша - это рай. Ее можно резать на блоки и есть руками.
Все было, как всегда. Сидя на солнечной веранде, я набивал рот манкой, а снаружи шумел яблоневый сад, ветви отбрасывали причудливые тени на подоконник, по которому крался кот Шустрик, которого я потеряю при переезде только спустя пару лет.
Я представления не имел, кто я и что делаю в крохотном оазисе счастья, вмерзшего в мегалиты мирового времени, но чутье убеждало, что каждая мелочь имеет значение, словно древнее письмо, написанное на мертвом языке. Пропустишь иероглиф, не поймешь адресованный именно тебе посыл, жди самых фатальных последствий, а тои застрянешь здесь навсегда, среди других вещей, потерянных во времени. Навроде сотового. Он есть, а позвонить некуда.
Вовка Красов приходит через полчаса. Сколько бы раз я не оказывался в этом сне, он всегда одет одинаково. Темные брюки и белая рубашка с пионерским галстуком. Несоответствие формы бросалось в глаза.
Я не знаю откуда я, из какого времени, и вообще кто я, но, судя по всему, настоящее время знаю отлично. Белую рубашку и темные брюки летом подросток еще мог надеть, но красный галстук никогда! Нонсенс. Даже во время учебы многие его снимали, едва оказавшись за порогом школы.
-Чего галстук нацепил? "Каникулы же!" -говорю.
Он лишь машет рукой.
-А я вальтанутый!
А вот слово правильное.
В этом времени и в этом месте много специфических слов и выражений. Вальтанутый происходит от слова валет, и означает, ненормальный, дурак.
Менее всего Красов напоминает дурака. Он упитанный советский мальчик с круглыми розовыми щечками. Типичный пионер, хоть сейчас в "Пионерскую правду" рядом с рассказом "Дрион покидает Землю", который печатают из номера в номер. Глаза темные как сливы. Зрение у него ни к черту, плюс пять, и чтобы хоть что-то увидеть и сфокусировать зрение, он вынужден все время крутить головой. Он словно присматривается к окружающему с разных сторон.
Он красиво и много рисует. У меня есть подаренная тетрадка с ракетами и космонавтами.
-Чай будешь?
-Конфеты шоколадные есть?
-Варенье есть. Малиновое. Садись.
В реальности Красов никогда не был у меня дома. Проживал он далеко отсюда, в бараках, и из школы мы сразу расходились в разные стороны.
Я у него был один раз и этого оказалось более чем достаточно. Вовка жил с родителями в бараке, но до комнаты я так и не добрался. Мне оказалось достаточно оказаться в длинном темном коридоре, по которому носилась куча детей, а в конце стоял бак с помоями. Злая тетка с папиросой во рту неряшливо опустошила туда ведро, едва не забрызгав нас и даже не обратив внимания, и я поспешил убраться оттуда в свой домик в вишневом саду.
Красов с удовольствием выпивает пару тройку бокалов чая.
-Взмок весь! - удовлетворённо констатирует. - А ты на танцы пойдешь? Танцы-обжиманцы!
Я внутренне напрягаюсь. Дело в том, что бывает по утрам в этом нескончаемом повторяющемся сне, я помню до мелочей. Другое дело вечер. Танцы. Вместо конкретных событий в голове размазанный спектр. Плюс ощущение явной опасности. Безотчётной тревоги. Так должно быть чувствует себя солдат под артобстрелом. С воем летят снаряды. Твой или не твой.
Кстати, может я солдат. И даже герой. Типа ранило меня. В коме 5 лет. И меня эскулапы безрезультатно пытаются из нее вывести. Экспериментируют.
Я суеверно сплюнул.
-Чего расплевался как верблюд? Ты чего вальтанутый? -окрик Красова вернул меня к реальности. -Так ты идешь на обжиманцы?
Я начинаю вяло отбрыкиваться.
-Музыки у вас нет.
-Как это нет!-горячится Красов.- Из учительской радиолу принесем. И "Увезу тебя я в тундру, в дым, в снега!"
Я пренебрежительно:
-Скажи еще "Потолок ледяной, дверь скрипучая!"
Он допевает свой вариант:
-За шершавой стеной труп валяется! А че те не нравится?