Ну, вот. Они уже привыкли называть меня её именем. Должно быть, родители сильно удивились, когда я, прежде не выносившая сокращение «Слава» от своего полного имени, вдруг стала требовать, чтобы меня называли именно так. Хотя, наверное они списали это на потерю памяти. Хотя мама вон, до сих пор меня Владой зовёт. Зато папа быстро перестроился — с его работой по-другому никак. Или ты быстро реагируешь на любые изменения внешней среды, или тебя сожрут. В бизнесе всё, как в дикой природе.
— Нет, — покачала головой я, — я просто кое-что вспомнила.
— Вспомнила? — всполошилась мама. — Что именно, деточка?
— Я вспомнила, как сильно вас люблю. Тебя, мам, и тебя, пап. Сильно-сильно! Я редко вам это говорила, но хочу, чтобы вы знали, что это так.
— Ох, моя дорогая девочка! — мама растрогалась и снова меня обняла. — Мы тебя тоже очень любим.
— Да, принцесса, так и есть, — серьёзно кивнул отец, — ты тоже не забывай об этом, пожалуйста.
Это был странный день, который мы с родителями провели вместе. Я не помню такого с самого детства. Отец отменил все свои встречи, мама перенесла дела, и мы отправились гулять по городу. Сидели в парке и ели мороженое, как простые люди. Зашли пообедать в ресторан. Снова гуляли. Отец покатал нас на лодке — не на яхте и не на катере, а на обычной лодке. Он сам сидел на веслах. Мама смеялась, дразня отца, что тот даже в юности её на лодке не катал, а тут — на тебе. Я смотрела на них, видела, как они счастливы — не только из-за меня, а просто, сами по себе счастливы. Потому что любят друг друга. Столько лет, через все трудности и препятствия, они пронесли свою любовь. Я радовалась, глядя на них. И гнала от себя грустные мысли о том, что своё счастье я упустила. Мне было легко представить нас с Гиртаном в такой же лодке, где мы, лет через сорок, вот так же плывем и дурачимся. Но этого уже не будет. Никогда.
И дело не в том, что я не могу вернуться: я была уверена, что смогу. Слишком плотная связь образовалась у меня с тем миром: Гиртан, дети… Но разве я смогу теперь оставить родителей? Сама, сознательно? Нет, не смогу.
Вечером мы сидели в гостиной и смотрели какую-то старую комедию. Было довольно смешно временами, но сюжет совершенно не отложился в голове, поскольку я всё время отвлекалась на родителей: наблюдала, как смеётся мама, как папа пытается засунуть в рот сразу весь поп-корн, который нагреб своей огромной ручищей. И смеялась, смеялась вместе с ними, но вовсе не над тем, что происходило на экране, а радуясь тому, что я снова дома, с моими дорогими людьми.
Ночью мне снился Гиртан. И это был не один из тех «сеансов связи», которые у нас бывали со Славой. Он просто снился мне. Всю ночь. В моём сне он то хмурился, то улыбался, то печально смотрел, прощаясь. Под конец приснилось, как Гиртан пытается укачать Андрейку, но тот никак не желал успокаиваться. Малыш плакал так сильно, громко, навзрыд, что моё сердце разрывалось. Я хотела его успокоить, но не могла дотянуться.
Проснулась я вся в слезах, под звуки будильника на телефоне. Видимо, этот звук я во сне и приняла за плач. Но кто поставил будильник? Уж точно не я, вчера мне было не до этого. Честно говоря, я за полгода настолько отвыкла от смартфона, что вообще забыла, что он у меня есть. Так что я его вчера даже в руки не брала.
Наверное, это у Славы что-то запланировано на сегодня, но что? У родителей, что ли спросить?
Решив так, встала, умылась, оделась, немного постояла перед зеркалом, заново привыкая к собственному лицу и к зеленым, а не серым, глазам. Странные ощущения.
На завтрак я спустилась раньше всех, даже кухарка еще ничего не готовила. Так что я просто насыпала себе хлопьев, залив их молоком, и этот давно забытый вкус доставил мне неземное блаженство. Кто бы мог подумать, что можно радоваться таким мелочам?
Под конец моего завтрака появился папа с планшетом: он любил пролистывать за завтраком последние новости. Сделал себе кофе и тосты, предложил мне, но я отказалась. Отвыкла от кофе как-то за это время так, что даже и не тянуло. Решила, что не буду вновь подсаживаться на эту иглу, хотя ароматом насладилась сполна.
И так мы по-уютному сидели и ели в ненапряжной тишине, что это вызвало у меня очередной приступ ностальгии. Как часто мы раньше вот так с папой завтракали: я — перед школой, он — перед работой? Это был наш обычный ежеутренний ритуал. Ну вот, кажется, я опять расчувствовалась. Но тут в ворота позвонили, а несколькими минутами позже в столовую вошёл дядя Миша — наш дворецкий, которого я помню всю свою жизнь — так давно он у родителей работает, и, хитро ухмыляясь, произнёс:
— Прибыл ваш жених, Владислава. Проводить в гостиную?
Ёжкин кот! Жених! Это, наверное, Евгений. Ох, как же мне теперь с ним объясняться?
— Дядь Миша, не надо провожать! Я сейчас сама к нему выйду.
Наш дворецкий удивленно вскинул брови. Что не так?
— Ну вот, теперь другое дело, — улыбнулся он мне, — а то всё «Михаил, Михаил». Мне «дядя Миша» больше нравится!