Настоящая принцесса и другие сюжеты

Менгеле был военнослужащим германской армии (последнее известное мне воинские звание — гауптштурмфюрер СС).

Как известно, военнослужащий, получивший приказ, обязан выполнить его не только точно и в срок, но и беспрекословно. Хотя этот вопрос и получил достаточное освещение на Нюрнбергском процессе, но там не все однозначно. Поэтому я бы порекомендовал избрать линию защиты, построенную на том, что у Менгеля не было иного выхода, кроме как выполнить полученный преступный приказ.

mamadit

Не надо, возможно, браться за это дело, уважаемый адвокат. Несмотря на данные клятвы служить и защищать (ну, как это принято говорить в американском кино), есть люди, защищать которых разрушительно для человека. Но удачи, в любом случае.

tsoky

Думаю, надо напирать на то, что доктор был одурманен нацистской пропагандистской машиной. Что нельзя его считать садистом в чистом виде, потому что он не получал от этого садизма наслаждение, а из-за оболваненности пропагандой не считал их людьми. Можно привести в качестве подтверждения человеколюбия данного товарища то, что он, рискуя жизнью, спас двоих солдат из горящего танка (как утверждает википедия). Хотя мерзко, конечно… Отвратительная у адвокатов профессия.

aliks

Тему Менгеле открыла я, так что в некотором роде виновата в том, что Вы попали в столь затруднительное положение.

Единственное, что для меня может ОБЪЯСНИТЬ (но не оправдать!) жизнь и деятельность этого нечеловека, — это понятие «профессиональной деформации». Думаю, ей подверглись и тысячи других немцев, бывшие на родине добрыми семьянинами и зверями в других странах. Хорошо промытые мозги. Восприятие людей других национальностей чем-то иным, чем являешься ты сам. Ну, как воспринимали работорговцы черных рабов, например. Наверняка работорговцев в списке не оказалось, или я ошибаюсь?

Думаю, можно развить тему «профессиональной деформации».

И предлагаю не «защищать» и «оправдывать», а именно что «объяснять».

Линия защиты (Advocatus diaboli — 3)

04.10.2011

«Всякий человек, даже самая распоследняя гнида, имеет право на судебную защиту».

Конституция РФ, ст. 46, п. 1

Напоминаю ход событий.

Я предложил членам Собрания интеллектуальную игру: путем рейтингового голосования вы выбираете какую-нибудь отвратительную историческую личность, за которую никто отродясь не заступался, а я попробую сыграть в адвоката и найти аргументы, способные убедить присяжных смягчить злодею кару. В качестве присяжных могут выступить не только члены Собрания, но все, кто читает мой блог.

Легкомысленная затея привела к нелегкомысленному результату: главным гадом вы выбрали доктора Менгеле (справедливый выбор), и теперь я, хочешь-не хочешь, должен спасать его от виселицы. А то, что этот военный преступник на любом судебном процессе двадцатого века получил бы смертную казнь, не вызывает ни малейших сомнений.

Я, конечно, мог бы придраться к тому, что часть голосов была подана не отдельными комментами, как требовалось, а в ветвях, но это было бы с моей стороны увиливанием от ответственности. Защищать интересы Йозефа Менгеле никакого удовольствия, даже интеллектуального, мне не доставляет, но слово надо держать. Хочу поблагодарить всех, кто давал мне советы, как выстроить линию защиты в этом тяжелом процессе.

^{Казнь охранников лагеря Маутхаузен. По сравнению с Менгеле — овечки}

^{Казнь Клауса Карла Шиллинга, 28 мая 1946.}

Порывшись в биографии, я не то что не обнаружил никаких смягчающих обстоятельств, но почувствовал, что сам охотно прикончил бы этого выродка.

Среди всех гнусностей, совершенных освенцимским экспериментатором, меня больше всего затрясло от одной. Менгеле в детском бараке провел по стене мелом горизонтальную черту, выстроил всех детей и тех, кто был ростом ниже черты и не представлял для него практического интереса, сразу отправил в газовую камеру, чтобы не занимали полезного пространства…

Стоп. Я забыл, что я адвокат. И моя задача — попытаться вытащить подзащитного из петли.

Приступаю.

Моя речь будет состоять из двух аргументационных частей.

Первая адресована тем, кто, подобно мне, является принципиальным противником смертной казни. Понимаете, одно дело, когда я как частное лицо, подверженное эмоциям и слабостям, хочу кого-то убить. Другое дело — когда убийство совершается правосудием, которое не имеет права поддаваться судорожным порывам. Это означает отвечать на одну мерзость другой.

Впрочем, опускаю все обычные, хорошо известные аргументы против смертной казни. Большинство из них применимы и к данному случаю.