Настоящая принцесса и Наследство Колдуна

Ну да. Новый год — семейный праздник. Вот и Лиза его будет встречать с семьей — разве нет? Будет. С Бабушкой, с Инго, с Филином. Который тоже семья. И еще Марго приедет из Кенигсберга, и ее папа Илья Ильич придет, — чего ей, Лизе, еще надо, спрашивается?

На улице уже смеркалось, и снег лежал грязный — коричневатый и крапчатый от грязи. Лиза по привычке свернула было направо, к Дворцовой площади, на троллейбус, но вспомнила, что домой ей не нужно. Пусто дома, никто ее не ждет. Надо торопиться в Радинглен, а там — садиться за учебники по королевской экономике. Ну что за жизнь, а? У всех нормальных людей учеба кончилась еще сегодня днем. А ты сиди как пришитая, пока все подарки покупают, елки наряжают… вообще — радуются. Даже Лева с Костей.

Лиза сердито поправила рюкзак и зашлепала по Английской набережной. Это хорошо, что уже сумерки — никто не заметит, как она вызывает Мостик. Вот и замечательно — Лиза нырнула в туманный сумрак над Мостиком и выскочила из него уже у ворот дворцового парка.

Глава 2, в которой игра в фанты приводит к удивительным последствиям

Снегопад кончился, в темнеющем воздухе над площадью кое-где кружили последние крупные снежинки. Тучи разошлись, и показалось небо — ясное, усыпанное колючими отчетливыми звездами. Над площадью, медленно помигивая, загорались рождественские гирлянды, а посреди маячили разноцветные огни фонариков и слышались веселые, хотя и усталые голоса.

Студенты-выпускники отмечали сдачу экзамена по теории словесной магии — последнего перед вручением дипломов. С разноцветными фонариками в руках (внутри каждого была свечка — студенческие традиции не признавали новшеств) они уже прошли пешком по замерзшей речке Глиттернтин, описав круг. (Комплекс Магического факультета с самого основания университета королевским указом был помещен на остров, от греха подальше). Слазали на колокольню собора святого Ульфа, а теперь толпились у подножия памятника доктору Арно Каспару — большая компания, человек в двадцать, под предводительством того самого Богдановича, бессменного бармена и знатока студенческих ритуалов, — высокого, худощавого, с неизменной усмешкой и желтоватыми глазами. Часы на здании кунсткамеры пробили восемь часов вечера. По площади и примыкающим к ней узким улочкам сновали туда-сюда закутанные студенты и преподаватели, но на компанию, возглавляемую Богдановичем, они не обращали никакого внимания. Не потому, что не видели, а потому, что местная амберхавенская вежливость требовала не пялиться, даже если кто-то колдует прямо под открытым небом.

— Пора, — уронил Богданович. — Сейчас сыграем в фанты. Фонарики ставьте на землю.

Спорить никто не стал. Богданович знал, как лучше. Он всегда предводительствовал студенческими гуляниями.

Бармен заложил руки за спину и встал лицом к памятнику, будто советуясь с ним.

— Подходите по одному, — пригласил он студентов, не оглядываясь. — Потом объясню.

Заскрипел снег — кто-то решился первым.

— Хикори-дикори-док, мышь на будильник — скок! — произнес Богданович.

Ленни Хиршхорн смотрел на свою ладонь, в которой лежал круглый перламутровый циферблат от наручных часов — без стрелок, но с цифрами.

— Следующий! — скомандовал Богданович и, не оборачиваясь, продолжил: — Тонкая девчонка, белая юбчонка, красный нос, чем длиннее ночи, тем она короче от горючих слез.

… Инго, король Радингленский, который учился на Магическом факультете под маскировочной фамилией Ларсен, терпеливо ждал своей очереди. Он догадывался, что происходит: наверно, именно так Филин в свое время получил калейдоскоп в мизинец длиной. А может, фарфорового совенка? В отличие от остальных, Инго даже не притопывал от холода, — почему-то не мерз. Через некоторое время Инго перестал вслушиваться в считалки, лимерики и загадки, и вглядываться, кто что получает. Король думал о своем, о радингленском, но тоже смотрел на памятник: на бронзовом блестящем цилиндре доктора лежала пушистая снежная ермолка.

Студенты приглушенно переговаривались, показывали, кому что выпало. Девушки хихикали и ахали. Выигрыши попадались весьма неожиданные, и самое интересное, что со словами очередного заклинания они порой никак не соотносились, — все эти витые морские ракушки, стеклянные шарики, елочные сосульки, батистовые платочки и прочее и прочее. Или соотносились, но как-то очень причудливо. Но последнее обстоятельство студентов не удивляло.

Очередь постепенно подходила к концу. Богданович слегка осип. Инго перевел взгляд на витражные окна кунсткамеры, которая закрывалась рано: там горел одинокий огонек. Лампа дежурного мага. Когда-то запирали защитными чарами, но лет тридцать назад, после неприятной истории с Белой Книгой, добавили сигнализацию и охрану. Так надежнее.

— Жил на свете человек, скрюченные ножки, и гулял он целый век по скрюченной дорожке…

Глазастая красавица Мэри Глейд сосредоточенно разглядывала старинную серебряную скрепку для бумаг, выполненную в виде змейки.