Настоящая принцесса и Наследство Колдуна

— Четыре раза в год: на солнцестояние и на равноденствие, — тихо, но очень отчетливо ответил Инго. — И, кстати, всегда через эту калитку, я ее заколдовал.

Лиза опустила глаза и стала смотреть на льдинки под ногами.

— Садовник должен быть на своем месте. Как Хранители городов. — Инго ласково взял Лизу за подбородок и заглянул ей в лицо. — Ты же не хочешь, чтобы опять повторилась такая история? Вот и я не хочу. А ради этого можно и потерпеть.

Ответа у Лизы не нашлось. Она незаметно проглотила слезы. Четыре раза в год — это очень редко. Но это гораздо, гораздо лучше, чем никогда. Один раз летом, один осенью, один весной и один — зимой. А как же в промежутках? Как мы вообще будем знать, что у Инго все хорошо?

— Всего четырежды в год… — прошептала она. — И больше тебя не видеть? Не разговаривать?

— А вот и нет! — звонко воскликнула за спиной у Лизы подоспевшая мама. — Видеть мы тебя будем гораздо чаще и разговаривать хоть каждый день!

Начались объятия и поцелуи и опять посыпались лепестки, но Лиза нетерпеливо подергала маму за зеленый бархатный рукав и спросила:

— Ты что-то придумала?

— Да! — Уна гордо тряхнула рыжей головой и извлекла откуда-то из складок плаща зеркальце в деревянной рамке, величиной как раз с ладонь Инго, и протянула сыну. — Возьми.

В зеркальном овале заиграл солнечный свет.

— Почаще держи его на солнце и протирай водой из того самого родника у дома, — растолковала Уна. — И тогда стоит только пожелать, и ты сможешь увидеть в зеркале нас, а мы — тебя, и будем разговаривать, сколько душе угодно. Правда, лучше, чем волшебные бубенчики?

Инго бережно спрятал зеркало за пазуху.

— Откуда оно взялось? — изумился он. — Кто его изготовил — Амальгамссен или Амалия?

Уна слегка покраснела и созналась:

— Я придумала его благодаря Амалии и ее заколдованным зеркалам. Мастер с фриккен мне чуточку помогли, но…

— Ты сама? — восхитился Инго. — Вот это да!

Уна кивнула и прибавила:

— Амалия просила тебе передать — она будет рада, что ее идея с чарами пригодилась теперь уже для хорошего дела.

Из-за вечнозеленых кустов донеслось торопливое пыхтение и дробный топот маленьких лапок. К калитке рысью выбежали четверо дворцовых домовых с раскладными деревянными стульями и вышитыми подушечками наперевес.

— Ну вот, меня заметили, начинается шум, сейчас все набегут, — улыбнулся Инго. — Здравствуйте, Розен, Стерн, Гильден и Кранц! Рад видеть вас в добром здравии!

Надо же, даже после долгого отсутствия по-прежнему помнит по именам все радингленское население, удивилась Лиза и восхищенно посмотрела на брата.

Домовые кланялись, подскакивали, мели гравий хвостами, украшенными кисточками.

— С прибытием!

— Располагайтесь!

— Негоже на ножках-то стоять!

— Милости просим!

Потом один из них шаркнул лапкой и церемонно осведомился у бывшего короля:

— Как вас теперь прикажете величать?

— Лучше просто по имени, — ответил Инго. — А можно — Садовником.

Садовник обернулся к королеве Уне:

— Мама, а где Маргарита?

— Погоди, я сейчас ее тебе позову, — поспешно предложила Лиза.

— А мы все пойдем, пожалуй, чтобы никто вам не мешал, — с пониманием дела добавила мама, и четверку домовых как ветром сдуло — Уну во дворце слушались так же беспрекословно, как Таль и Инго Третьего. — Все-таки вопрос серьезный…

— Я и так знаю ответ, — засмеялся Инго.

— Самоуверенности у некоторых — хоть отбавляй. — Лиза смахнула с волос лепестки и побежала звать Марго.

Вприпрыжку, пока никто не видит.

Автор выражает благодарность:

Александре Евстратовой — за глаз-алмаз и бесконечную деликатность;

Дэвиду Джонсу и Джону Спэрроу, профессорам Амберхавенского университета, — за любезное предоставление научной разработки «закон Горриона-Йенсена», также известный как «закон ключа и замка»;

А. Ю. Волькович — за бесчисленные и бесценные сведения;

Петеру ван Гюйсу — за партию в шахматы;

Дронту Додо — за указания по маршрутам;

Егору Поповскому — за неиссякаемое терпение;

Господину Магору — за поучительную историю мистера Симпсона;

Дмитрию Мирошникову и Елене Пахомовой — за штрихи к портрету;

Максу, который живет на крыше, — за конструктивную критику;

Аркадию Наумовичу Ратнеру — за тайну Рахманинова;

Джованни Солима — за музыку Черного замка;

Андрею Петровичу Ефремову — за все с начала и до конца.