Читаем Настоящая женщина полностью

Настоящая женщина

Следуя совету бывалых рыбаков, молодой моряк, вернувшись из длительного рейса, решает устроить своей жене проверку на верность. Лучше бы, он этого не делал...

Сергей Александрович Снегов

Советская классическая проза18+

Сергей Снегов

Настоящая женщина

— Возьму тебя в ученики, — сказал боцман Прохор Петренко молодому матросу Володе Строкину. — Смотреть на тебя жалко, ведь пропадешь. Ты ведь кто? Деревня! На море без году неделя. А морская судьба штука категорическая — или ты ее, или она тебя. Значит, выход один — ты ее!

Разговор этот происходил в кубрике СРТ «Тюлень», вечером, после высыпки сетей. Надо было спать, а Володя сидел над письмом жене Наде, мучительно подбирая недающиеся слова. Письмо сочинялось вторую неделю, но дальше начала не шло. Володя искал фразы понежнее, иные, чем в еженедельных радиограммах, радиограммы читал радист, а через него, скажи что по своему, становилось известно всему экипажу. Только в письме он мог развязать душу. Но от усталости хорошие слова не подбирались, Володя написал два раза «любимая», один раз «самая дорогая», еще по разочку: «так я по тебе скучаю, сил просто нет» и «Наденька, ну здорово же хочется повидаться» — и весь запас выражений был исчерпан. Прохор из-за плеча разглядел, над чем терзается Володя, и пожалел товарища. Володя до армии жил в лесу, действительную службу провел на юго-западной границе, там же работал потом в совхозе, а в океанские рыбаки нанялся всего год назад и, хоть уже не салажонок, с морем ладил еще не вполне.

— Первое правило запомни — никаких писем! Письма для рыбака слабость, а мужчина должен быть сильный. Женщина обожает силу, вот тебе главный закон жизни. Радиограмму разок в месяц — и все! Эх, рано ты женился! Пацан ведь был, мужского опыта не набрался!

— А Надя каждую неделю радирует, — попробовал спорить Володя.

— Правильно. Ее женская обязанность — кричать по радио, что любит и помирает от тоски. А ты солидно помалкивай, так лучше. Ты на каждую радиограмму отвечаешь? Зря. Отвечай на пятую, на шестую — и без сусала, можно и со злостью, тоже неплохо. Как у тебя сварганена последняя радиограмма?

— Ну, как? — сказал Володя, краснея. — Я уже всего не помню… «Спасибо, что не забываешь, у меня все в порядке, чего и тебе желаю». Ну, еще… Чтоб берегла себя.

— Вот, вот! — с торжеством объявил боцман. — Никчемность — такими словечками разбрасываться: «Спасибо, что не забываешь, береги себя!» Не ублажать по радио, а подергать за нервишки, тебе здесь не сахар, пусть и ей будет несладко, без этого она тебя не поймет! Они без нас с жира бесятся, а мы еще утешать их? Следующую телеграмму составим вместе. Штормовую, с угрозой, у меня, мол, все в порядке, а как у тебя, приду из рейса, досконально разберусь. Я с моей Катькой иначе не признаю. Мне трудно, так пусть и она от моей муки изопьет чашечку. На этой прочной базе и растет наша любовь. Полная взаимность терзаний и радостей, рот какая штука.

В разговор вступил пожилой тралмастер Никаноров. Он сидел на койке и чинил сеть. О Никанорове было известно, что его на свете интересуют только две вещи: уловы и заработки. И сейчас он свернул все жизненные проблемы к деньгам.

— Любовь! — сказал он со вздохом. — Подмолотим в рейсе, будет любовь, не подмолотим, за что тогда и любить тебя? А все эти радиограммки — говорня. Детей надо кормить, вот корень жизни. У тебя девчонка?

— Галочка, четвертый годик пошел, — похвастался Володя.

— Точно, Галка. Придешь домой, положи на стол пачку потолще — тебе, Надя, и тебе, Галочка, завтра накупим вам подарков — это, правильно, рыбацкий разговор. Тогда и требуй верной любви. А какие словечки отобьешь отсюда — пустая эксплуатация радиотехники!

На лице у боцмана появилось презрительное выражение. Он язвительно подмигнул на тралмастера.

— Брось, Алексеич! Не в деньгах счастье. Ты каждый вечер мусолишь карандашом доходы, а к чему? Наш рыбацкий заработок — всенародный почет, а не затрепанные твои бумажки. Шторма, ураганы, висим над бездной, по шесть месяцев не видим берега, вкалываем четыре через четыре, вообще без нормы! Соответственно муке — честь! Или споришь, что труд рыбака — особый?

— Труд особый, точно, — согласился тралмастер.

— Расхвастались! — добродушно посмеиваясь, высказал свое мнение моторист Кожемякин. Он жил на корме, но в свободное от вахт время часто приходил в носовой кубрик поиграть в подкидного дурачка или поболтать с друзьями. — Почет, особый труд! На берегу, стало быть, люди второго сорта? А чем не почетен труд шахтера? Или летчика? Не слушай их, парень! — сказал он Володе. — Они тебе такого наговорят! От плохого характера мстят женам за свое одиночество, а за что им мстить? Пожалели бы подруг, тем тоже не сладко.

— Мы их пожалеем, а они нас? — возразил Прохор. — Не знаешь ты женщин, отсюда твоя доброта. Повезло, нашел хорошую жену и навоображал себе, что все такие. Я женщин лучше тебя знаю, народ в основе своей ненадежный. Еще бы кое-что сказал, да не хочу ссориться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь и судьба
Жизнь и судьба

Роман «Жизнь и судьба» стал самой значительной книгой В. Гроссмана. Он был написан в 1960 году, отвергнут советской печатью и изъят органами КГБ. Чудом сохраненный экземпляр был впервые опубликован в Швейцарии в 1980, а затем и в России в 1988 году. Писатель в этом произведении поднимается на уровень высоких обобщений и рассматривает Сталинградскую драму с точки зрения универсальных и всеобъемлющих категорий человеческого бытия. С большой художественной силой раскрывает В. Гроссман историческую трагедию русского народа, который, одержав победу над жестоким и сильным врагом, раздираем внутренними противоречиями тоталитарного, лживого и несправедливого строя.

Анна Сергеевна Императрица , Василий Семёнович Гроссман

Проза / Классическая проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы