Настоящее чудо

- Нет, - кивает Настя, - только через мой труп. Вы себя слышите?

Игорь Петрович теряет терпение.

- Настя, ты не забыла, что это и твой фильм тоже? Ты понимаешь, что если мы не успеем, то мы все провалим и нам, извини, пипец. И все. Ты хочешь, чтобы сняли фильм по твоей книге?  

- Ну снимите, что-нибудь другое, - мается Настя.

- Мы уже все передумали. Из доступного только это. Кроме меня и Семёна больше никто не будет знать, что это твои сиськи в лифчике.

- Нет, - кивает Настя, скрещивая руки на груди.

 - Ну пусть все провалится к чертям собачьим, - вскидывает руки режиссёр, хлопая себя по коленям. - Давай выкинем наш труд и пусть все катится. Мне отчитываться надо перед студией, продюсерами. Это искусство, Настасья, оно бывает разным! Ну завалило нас снегом! Ну так бывает!

- Нет, - упирается Настя.

Разглядываю ее, как тогда, в первый раз, перед бильярдным столом, хитро улыбаюсь, а Настя, почему-то, не отворачивается, смотрит прямо в глаза. Подхожу к режиссёру, хлопая несчастного по плечу:

- Игорь Петрович, видите, человеку слабо. Она ханжа.

Не отрываю от нее глаз, бросаю вызов. Ее взгляд меняется, между нами снова пробегает искра. Настя щурится:

- Я не ханжа!

- Ханжа, ханжа, - еще одна улыбка.

- Да ты хоть знаешь значение этого слова, Семён? – она пыхтит, как паровоз.

Мне становится жарко в моем белом свитере. Наконец-то столь любимая мной колючая авторша вернулась.

- Лицемерка, прикрывающийся добродетельностью, а на самом деле совершенно другая, - намекаю на все то, что между нами было, подмигиваю ей, - так что, - пожимаю плечами, - ты ханжа, Настасья, и тебе слабо!

- Мне не слабо! - ее глаза загораются, так и знал, что она поведется.

Ну, не одна она у нас хитрая. Встречается она с каскадером, ага.

- Слабо, - приподымаю брови, - пойдемте, Игорь Петрович, искать дешевую официантку, - хлопаю режиссёра по плечу, -  может кто согласится, раз уж нашей авторше слабо. Ну не может она ради искусства. 

Настя встает, смотрит на меня так, что сердце уходит в пятки. Это та самая Настасья, которую я усадил на бильярдный стол.

Она отпихивает меня в сторону, проходя мимо.

- Не слабо мне. Куда идти? Где раздеваться?

Игорь Петрович перекрещивается, обнимая меня в благодарность, а я даю ему пять, уж я-то знаю, как развести эту женщину на постель. 

Но когда я вхожу в подготовленное помещение, честно говоря, я сам немного нервничаю. Игорь Петрович всех выгнал, оставил необходимый свет, сам сел за камеру. Мариночка долго гримировала нас. После чего в комнате мы втроем, но красная, как рак Настя даже дышать боится, натянула одеяло до подбородка. Мне даже неловко, что я заставил ее это сделать, меня попросили раздеться до трусов, но Настя, бросая на меня быстрый взгляд, отворачивается.

- Так ладно, - одевает наушники режиссёр. - Все мы прочли сценарий. Настя, тебе вообще ничего не надо делать. Ты просто лежи и все. Все сделает Семен.

- Ну как обычно, - тихонько смеюсь, Настя грозно зыркает на меня.

Тяну за край одеяла, но она не отпускает, закатываю глаза к потолку. Вцепилась в него, как будто оно самое дорогое в жизни.

- Мне нужна середина твоего тела, - спрятавшись за камерой продолжает Игорь Петрович, - от подбородка до паха, поэтому твое выражение лица может быть любым, крупный план мы снимем с Ириной.

- Сема, ты залезь под одеяло и ложись на нее сверху, между ног. 

Настя хлопает себя по лбу, трагично вздыхая:

- Я ненавижу вас обоих, - качает головой авторша, закрывая глаза, стараясь не смотреть на меня.

А вот я плохой мальчик, отбираю одеяло, жадно рассматривая свою Настасью. С ума сойти, улыбаться я перестаю, потому что на ней полупрозрачный бюстгальтер, который не только красиво держит форму груди, но и почти не скрывает прелестные розовые соски. Потрясающая бархатистая кожа. Нафиг я на это согласился? Она невероятная, я моментально твердею.

- Ты очень красивая, - шепчу ей на ухо, наклоняясь и укладываясь сверху.

На Насте одеты джинсы, голая только верхняя половина тела, но я хочу выгнать режиссёра, погасить эти софиты. Как я собирался что-то делать на камеру? Я сейчас сдохну от перевозбуждения.

- Стоп, нет, так не пойдет, - трет переносицу Игорь Петрович. 

Мы оборачиваемся.

- Настя, твои джинсы видны, снимай штаны.

Я слезаю с нее, сажусь на край, натягиваю одеяло, чтобы прикрыть свой срам. Не представляю, как профессиональные актеры делают это, не возбуждаясь, хотя, будь на месте Насти Ирина, мы бы уже забыли про эту сцену.

Авторша смотрит на меня с ненавистью, под одеялом стягивая штаны, выкидывая на пол. 

- Довольны? Надеюсь вы оба попадете в ад, – рычит она на режиссёра, а он кивает мне.

Я возвращаюсь на свое место. Отбрасываю одеяло, но тут же жалею, что родился. Сотню раз ко мне жались полуголые модели и мне было все равно, я понимал, что это рабочие моменты. Однажды я снимался с полностью обнаженной девушкой, ее звали Карина и ее голая грудь касалась моей спины. И знаете что? Она очень замерзла, и все, о чем я мог думать –это какие же у нее ледяные руки и ноги, а еще о том, что к моим губам прилипли ее волосы, но убрать было неудобно.