Настоящее имя

Когда крутил баранку в налоговой, сам видел, как прикинутые в кожу и кашмир торгаши и деловики разных мастей заполняют свои декларации. Собственными глазами видел. Потеряв обычную важность и значимость толпятся в коридоре, потеют от натуги, вглядываясь в непонятные надписи и графы, напряженно краснея сытыми рожами лупят по клавишам калькулятора… Даже мобильники их тренькают униженно и нечасто, им сейчас не до мобильников: напрягаются, карябают что-то дорогими авторучками, да все без толку только бланки испортят. Потому и улыбаются заискивающе девчонкам-инспекторам, задабривают мелкими дачками: помогите, правильно посчитать, да заполните как надо!

Во как стремятся отдать свои денежки! Не какие-нибудь жалкие тридцать долларов — тысячи платят! Тысячи. Савик сам видел, в натуре. А ведь налоговики не приходят к ним домой с паяльниками и молотками, не угрожают повесить за яйца на люстре. Добровольно платят. Вот это сознательность!

А правительство недовольно, только и кричат: налоги! Налоги! Мало собрали, надо больше!

А бедный деляга сидит голый, на кровати, выключателем щелкает, жена видит — толку с него не будет, повернулась на другой бок, вибратор расчехлила… Это Савик уже по телику видел. Мужик заплатил, а с него ещё требуют, довели, что шишка на пол шестого смотрит… Все им мало!

А пусть бы посмотрели, как Савик с первого по седьмое каждого месяца обходит ларьки в районе метро. В этих комках сидит настоящая перхоть. Мелочь, отбросы. Никто из этой перхоти не придет сам, не станет в очередь и не скажет: вот, возьми, пожалуйста, Савик, несчастные тридцать баксов, передай их кому надо, мы свой долг выполняем честно! Больше того, когда к ним приходишь, без всякой очереди — и то норовят увильнуть! А ведь знают, что в случ-чего и до паяльника дойти может… И что? Да ничего! Пока за горло не схватишь — не почешутся. Ни совесть, ни очко у них не взыграют, им накашлять на все…

Вот с такими мыслями Василий Савицкий, он же Савик, двигался по серым московским улицам, направляясь на очередной обход. Он — контролер, даньщик, такая у него работа. Заодно за порядком присматривает на своем участке. Раньше с каждой точки шестьдесят платили, теперь Директор снизил — кризис! И что? Поблагодарил кто-нибудь? Хрен тебе! Все равно приходится клещами вырывать.

Савик тихо ненавидел свою работу. Не то, чтобы ему не нравилось, когда ларечники, завидев его, меняются в лице, начинают суетиться, сигареты предлагают, пиво… Пиво Савик любил, это да, и всякие там разноцветные безделушки, а особенно — дрыжики страха и уважения на мордах. Приятно.

Среди этой братии иногда попадаются смазливые девчонки, приехавшие из провинции покорять Москву. Савик называет их «сенокосилками». По первому разу многие дуры думают, что можно натурально сэкономить тридцатник, если закрыть картонкой окно и сыграть с даньщиком в «туда-сюда». Савик не особо их разуверяет: дают — бери… Но когда приходит время сбора, поблажек никому не бывает. Деньги на стол, и все. Жаловаться некому, а если дело пойдет на принцип — что ж, ночью стекла окажутся выбиты, а товар рассыпан по улице. И теперь незадачивой «сенокосилке» придется не только долг возвращать, но и хозяину возмещать убытки. Вот так. Плати налоги — и живи спокойно.

А ненавидел Савик свою работу по одной простой причине: это была грязная и плохо оплачиваемая работа. Как овец пасти на пастбище. Юрик Маз бригадир, его непосредственный шеф, в конце месяца требовал с Савика деньги точно так же, как Савик требовал с ларечников. Чтобы все сходилось по ведомости. А с Юрика Маза требуют его старшие — Директор или Смольский. Круговая порука. Если не получил с кого вовремя долг, задержал платеж получай втык и плати из своего кармана. Без поблажек.

Савику в ноябре стукнуло двадцать два и некоторые из его дружков-сверстников уже ходили в «торпедах», одевались в кожу, носили пейджеры, ездили на стареньких иномарках. При встрече они снисходительно похлопывали Савика по плечу, спрашивали: «Ну как ты, все пасешь своих ларечников?»

Да, Савик пас этих мерзких торгашей. Чтоб их разорвало…

Ларьки почетным караулом выстроились в два ряда вдоль асфальтовой дорожки. Полки за стеклянными витринами прогибаются под тяжестью товара. В окошках мелькают напряженные лица.

— Привет, Савик.

— Привет… Все в порядке? Никто не наезжает?

— Все нормально.

Савик неторопливым шагом идет дальше. Конечно нормально. Территории давно поделены, здесь на всех может наехать только он сам, больше никто не сунется. Но он наезжает только на должников. На сегодняшний день таких двое — Нинка и Глеб.

Нинка — сисястая крашеная корова в спортивном трико, сама выскочила ему навстречу, ткнула в руку несколько затертых десяток и пачку «Мальборо» в придачу — мол, извини, за задержку.

— Ладно, — проворчал Савик и усмехнулся.

— Лишь бы у тебя задержки не было…

Нинка скривила губы и вернулась обратно в свое стойло.