Настоящее имя

Теперь безопасность обеспечивали другие люди: во главе службы стал Каймаченко, его подчиненные на входе пропускали гостей через ажурную рамку металлодетектора. Особо важных персон это не касалось, для них и вход был отдельный. А Фокина ошманали, хотя оружия у него уже не было, не было и удостоверения, не было жены, определенного места в жизни и уверенности в себе. Была только злость на замаскированных пришельцев, внаглую грабящих страну. И перстень из низкопробного африканского золота на правой руке.

— …Создание «Консорциума» явилось результатом труда многих и многих людей, результатом их воли, трудолюбия и таланта, — Петр Георгиевич Горемыкин заканчивал свою речь. Он впервые прилюдно обозначился, как глава организации и это был очень красноречивый признак.

— И попытки отдельных отщепенцев пустить наш корабль ко дну, заведомо обречены на неудачу!

Зал зааплодировал. Отщепенцами в конце концов оказались Макс Карданов и он, Фокин. Гигант сидел в десятом ряду и аплодировал вместе со всеми.

— А теперь прошу на фуршет, — Петр Георгиевич сделал радушный жест щедрого хозяина. Через широкие выходы приглашенные двинулись в Северный холл, где ломились от выпивки и закусок длинные, составленные буквами «П» и «Т» столы.

Банкет предстоял знатный, но внезапно у стола для особо важных персон возникла сумятица и непристойный шум: крики, звуки ударов, звон слетающих на пол и разлетающихся в пыль тонких бокалов.

Похожий на разъяренного медведя огромный человек легко прорвал не готовую к такому обороту цепочку телохранителей и ворвался в стаю особо важных персон, как хорек в курятник.

Бац! — огромный кулак сбил с ног подвернувшегося Закатовского.

Бац! — упал Макарин. Бац! Бац! Бац! Словно кегли валились с ног Налютин, Пигарев, Зенчук.

Огромный кулак обрушивался на упитанные вельможные физиономии, одна мимика которых приводила в трепет сотни людей. Золотой перстень смачно впивался в кожу, оставляя красный, быстро набухающий кровью отпечаток несмываемое клеймо, имеющее многозначительный и зловещий смысл.

— Стоять! Стой! Держи его!

Каймаченко попытался остановить взбешенного медведя, но тот ударил его левой и поломился дальше, оставляя за собой поваленные тела и клейменые лица хозяев нынешней жизни.

— Бац! — отлетел на несколько шагов Ершинский.

— Бац! — схватился за лицо Шаторин.

Но медведь рвался к главной цели — прижатым к стене Горемыкину и Арцыбашову. Их охранники закрыли хозяев телами и даже достали оружие, но в такой толчее применять его было нельзя.

— Бац! Бац! Бац! — охранников он бил локтем, кулаком левой или головой. А когда все-таки пробился к цели, то пустил в ход правую руку.

Красные стигмы вспыхнули на лицах Горемыкина и Арцыбашова. В тот же миг откуда-то снизу раздались выстрелы. Самый смелый охранник использовал довольно рискованный прием для стрельбы в толпе: упал на колено и палил в упор, направив ствол снизу вверх. Когда третья пуля пронизала огромное тело, оно обмякло и кулем повалилось на узорчатый паркет.

ЭПИЛОГ.

Пять лет спустя.

Майский полдень. Въезд в Уитем — небольшой городок в Юго-Восточной Англии, семьдесят километров на северо-восток от Лондона. У дорожного ресторана, раскинувшего десяток тентов над столиками у шоссе, остановился белый спортивный автомобиль.

Колокольчик на двери ресторана мелодично зазвенел, к стойке прошел высокий широкоплечий мужчина в дорогом летнем костюме. Он спросил что-то у барменши, та принялась объяснять, оживленно жестикулируя, потом достала из фартука блокнот, вырвала оттуда листок и что-то нарисовала. Мужчина взял бумажку, поблагодарил и вышел.

— Кто это был, Бони? Что он хотел? — спросил хозяин.

Он сидел с калькулятором и кипой счетов за свободным столиком, наблюдая в окно за белой машиной, которая быстро удалялась по шоссе.

— Он спросил, как проехать к поместью Лиз Уотерфорд, — сказала барменша.

— Уотерфорд, Уотерфорд… — пробормотал хозяин. — А-а, вспомнил. Вдова лондонского адвоката. А кто он ей? Сын?

— Не знаю. Она же совсем одинокая и к ней никто не ездит, — задумалась барменша. — Мы бы видели её сына. К тому же разве стал бы он спрашивать дорогу?..

— Верно, — согласился управляющий, продолжая разглядывать давно опустевшее шоссе. — Но машина у него, конечно… Высший пилотаж. На моей памяти здесь такие ещё не проезжали.

— Что за машина?

— «Астон мартин». Она стоит двести тысяч фунтов…

Он восхищенно покачал головой.

— А хоть бы и миллион, — вздохнула барменша, возвращаясь к стойке. Нам-то что с этого?

Вдруг она издала удивленный возглас.

— Что случилось? — хозяин вскинул голову.

Барменша подняла со стойки новенькую пятидесятифунтовую купюру и стала разглядывать её на свет.

— Похоже, это чаевые, — наконец сказала она.

…Двухэтажный каменный дом с увитым плющом фасадом, аккуратно подстриженные лужайки, фруктовый сад, пруд. Дверь открыла немолодая темнокожая служанка.

— Вам кого, сэр? — она внимательно посмотрела на пришельца.

— Я хотел бы увидеть миссис Уотерфорд, — сказал он.

Негритянка взглянула через его плечо на застывший у ворот дорогой автомобиль и пригласила нежданного гостя в холл.