Настоящее напряженное

– Ты веришь в подобную ерунду?

Он скривился:

– Раньше не верил, но она угадала все чертовски точно. Она сказала, что мне придется выбирать между честью и дружбой. И точно, мне пришлось бросить Элиэль как раз тогда, когда я мог помочь ей.

– Да брось, Эдвард! Это с таким же успехом можно сказать и про Исиан.

Его глаза сверкнули, как бритвы.

– Я довольно редко предаю своих друзей. Бросить Исиан, если это можно так назвать, – достойный поступок. Впрочем, возможно, тебе интересно будет узнать остальную часть предсказания – так вот, миссис Босуэлл, цыганка, сказала еще, что мне придется выбирать между долгом и честью и что я обрету честь только через бесчестие. Объясни мне это, пожалуйста, – я, например, не могу!

Может, ей стоит использовать это как предлог?

– Ну, твой долг – уйти на фронт, но честь требует, чтобы ты отомстил за смерть родителей…

– Значит, говоришь, никогда не сдаваться? – Даже Эдвард может выйти из себя. Если это случится, у нее не останется ни малейшей надежды убедить его логически.

– Ты целый год не видел Исиан? – Эта девушка – единственная оставшаяся у нее приманка, чтобы заманить его обратно в Соседство, подальше от Западного фронта.

Он раздраженно посмотрел на нее.

– Я же тебе сказал, – пробормотал он. – Она в Олимпе, работает на Полли Мургатройд. Она очень славная – я имею в виду Полли. Я написал ей перед тем, как вернуться сюда, то есть Исиан… – Он нахмурился, застыв с салфеткой у губ. – Но поскольку человек, который обещал передать ей это письмо, пытался убить меня, она, возможно, так его и не получила.

– Так ты сам не был в Олимпе?

Он мотнул головой, жуя.

– Мне понадобилось два года, чтобы попасть туда, и когда я наконец туда добрался, я пробыл там совсем недолго. Комитет решил, что это слишком опасно – как для меня, так и для всех остальных. Они не хотели, чтобы Зэц осаждал Олимп в надежде изловить меня. Меня переправили в Товейл – очень маленький сельский вейл неподалеку оттуда. Я помогал основать там несколько общин. Можешь себе представить, я заделался миссионером! – Он ухмыльнулся. – Святоша Роли, должно быть, в гробу перевернулся! Но мы все… они все заняты этим.

– Из тебя, наверное, вышел бы хороший проповедник. – Она вполне могла представить, как он заправляет своей паствой, словно мальчишками у себя в школьной спальне.

– Вовсе нет! Я не верю даже в то, что лучше других знаю, что нужно. Я терпеть не могу говорить людям, как они должны думать. Это аморально!

– Но разве из пришельца не получается хорошего проповедника?

– Да, – мрачно кивнул он. – Я мог убеждать толпы. Я обращал язычников в новое, улучшенное язычество Церкви. Но душа у меня к этому не лежала. Вот Джамбо Уотсон – тот мог одной-единственной службой обращать целые деревни. Я сам видел.

Алиса отказалась от попытки разыграть карту Исиан. Если он продержался в стороне от девушки целый год, занимаясь тем, во что сам не верил, значит, мысли об Исиан не удержат его и от записи добровольцем на фронт.

– Освободитель? – сказала она. – Благородное звание. На ум приходят Боливар, Вильгельм Телль, Роберт Брюс… Разве это тебя не искушает?

Он закатил глаза – ее настойчивость начинала ему надоедать.

– Не то чтобы очень. Было два раза – и «Филобийский Завет» предсказал оба. Я почти уступил Тиону – он сказал, что сможет исцелить хромоту Элиэль. Еле пронесло! И потом еще в Тарге, с принцем… – Он сунул в рот лепешку и с блаженным видом принялся жевать.

– А что с принцем?

– Тоже не удалось, но тоже на волосок. Кстати, конкретно это пророчество заканчивается словами: «…но пробудят его мертвые». И это сбылось, Алиса, ведь я видел мертвых – во Фландрии. Во сколько жизней обошлась эта война?

– Никто не знает. Все, что можно прочитать в газетах, прошло через цензуру.

– Ладно. Главное, мертвые говорят. Они говорят, что настала моя очередь. Мне надо исполнить свой долг, и все тут. – Он покосился на ее запястье, потом на старинные часы в углу.

Она вздохнула. До Харроу всего две мили. Ее ноги уже болели.

– Нам пора, да?

Эдвард кивнул:

– Зря я так объелся. – Он тайком сунул в карман последнюю лепешку и виновато улыбнулся, увидев, что она заметила. – Еще одно приношение.

Алиса недоверчиво тряхнула головой. Была середина дня, пятница, они находились в Англии и направлялись на встречу с богом.

46

«Позор! Позор! К мужу ступает Д’вард со словами: „Убей меня!“ И падет молот, и осквернит кровь священный алтарь. Воители, где честь ваша? Так позор вам» (Стих 266).

Эта богодухновенная тарабарщина эхом звенела в голове Доша, пока он пробивался сквозь толпу на Мельницкой улице Тарга. Жужжали насекомые, толкались и ругались люди, толпа была душной, шумной и вонючей. Что за смысл заключается в этих строках? Как может пророчество о смерти Д’вар да исполниться раньше всех остальных, касающихся его? Чушь какая-то. Самое страшное – это то, что слишком многое из предсказанного «Филобийским Заветом» обретало смысл только после того, как уже свершилось.