Настоящее напряженное

«Т’лин Драконоторговец? – сказал я. – Мы уже встречались однажды…» Это его остановило. Он нахмурился и ответил… пожалуй, я не буду повторять, что он ответил. Тогда я спросил его, как идут дела в Службе. Он отступил на два шага и вылупился на меня так, что я начал бояться, не выпадут ли его глаза. Видишь ли, я знал, что он агент Службы, это мне рассказала Элиэль. Он местный, не пришелец, и собирает информацию для отдела политической разведки. Тогда он потребовал от меня пароль, что-то вроде «трава мягче там, где дождь холоднее» или чего-то в этом роде. Я сказал, что ужасно извиняюсь, но ответа не знаю, и сам задал ему загадку, которой меня обучили когда-то. Он узнал ее, хотя ответа тоже не знал – это был пароль отдела религии, а он работал с политическими. В конце концов я сказал, что я – Д’вард Освободитель. Мне показалось, он лишится чувств. Мы присели у кустов и поговорили как следует. Он признал, что Служба ищет меня – до них тоже дошли слухи о падении Лемода, и они поняли, что я жив. Он знал также, что за мной охотятся и другие. Я попросил его доложить обо мне. Потом вспомнил Исиан и решил, что быть драконоторговцем, должно быть, приятнее, чем Лудильщиком. Поэтому я обрадовал его тем, что у него прибавятся еще два помощника. Он почти не спорил. Он очень верный почитатель Неделимого – славный парень, хотя и грубоват немного. Я сходил и забрал Исиан. Старый Бирфейр и вся его шайка опечалились расставанием, и мне пришлось написать письмо Карзону, подтвердив в нем, что они выполнили все свои обязательства. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них умел читать, но они были благодарны иметь хоть такую страховку. Потом мы отправились в лагерь к Т’лину, переоделись попристойнее и стали драконоторговцами. Осторожно!

Они сошли на обочину, пропуская несущуюся вверх по дороге машину – ярко-красный «родстер», окутавший их клубами пыли и выхлопных газов. Водитель был в дорожных очках и спортивной кепочке.

– Да вскипит его радиатор, и да лопнут все его четыре шины! – ухмыльнулся Эдвард, выводя велосипеды обратно на дорогу. – Разъезжать на машине такого цвета может только прощелыга. Ладно, мы пошатались еще немного по Вейлам, а перезимовали в маленьком Мапвейле. К тому времени я пробыл в Соседстве почти два года и слегка отчаялся, но до весны мы все равно не могли получить отзыв из Олимпа – весной открываются перевалы. И потом мне нравились драконы.

Некоторое время они шли молча. Они одолели уже худшую часть пути. Ворота должны были находиться за следующим поворотом, скорее всего утопленные в изгородь.

– Ты встречался еще с Элиэль?

– Нет, ни разу. Т’лин изменил свой обычный маршрут и ни разу не пересекался с труппой с тех пор, как едва спасся от Жнеца в Суссвейле. Он полагал, что с ними все в порядке.

– А Олимп?

– Ага! Как-то утром, ранней весной, я объезжал пару самцов… быков… жеребцов? Как обозвать самцов дракона по-английски? Так или иначе, я наткнулся на парня, ехавшего верхом на прекрасной молодой самке цвета, который там называется осбийским сланцем. Ясное дело, мы остановились повосхищаться драконами, и, конечно же, я спросил, не хочет ли он продать или обменять свою. Это был долговязый, поджарый юнец с волосами цвета соломы и замечательно длинным носом. Неплохо одетый. Он согласился обдумать мое предложение…

Судя по ухмылке, надвигалась самая забавная часть рассказа.

– Мы стояли там и торговались добрых два часа. Я перепробовал все известные мне трюки. Мне действительно хотелось купить эту дракониху! Я использовал всю свою харизму. Я спорил и льстил. Я лоб себе расшиб, но он так и не сбавил цену ни на паршивый медяк. Я был совершенно озадачен. А в конце он протянул мне руку и обратился ко мне на чистейшем английском: «Не думаю, старина, что я в самом деле хочу с ней расстаться. Меня зовут Джамбо Уотсон. Я был другом вашего отца».

Алиса невольно улыбнулась, глядя на довольное лицо Эдварда.

– В самом деле неплохо.

– О, не то слово! Мне хотелось растаять и просочиться в песок. – Он рассмеялся. – Ты бы слышала, как эту историю рассказывает он сам! Он ухитряется изобразить этот невообразимый акцент Лудильщиков, хотя мы говорили по-джоалийски. Я сотню раз слышал, как он рассказывает это за столом, и все равно каждый раз умирал со смеху. Но это Джамбо – такой уж он человек.

– Что не так?