Настоящее время

– Чёрт, он и есть чёрт, хоть и парень неплохой. Мне, некоторым образом, пора назад. Друга Вашего, понимаете, «бомбит» наша «консультация». Грозится впредь карточные свои желания «фильтровать». Я протянул Ипполиту руку, ощутил ангельское рукопожатие, не могу даже описать по-человечески ощущение от этого, и с благодарностью за общение отпустил гостя.

Снова опустился в своё кресло. На столике звякнуло стекло. Початая бутылка с бокалами исчезли. Я невольно фыркнул. Передо мной снова материализовался бокал. Наполненный.

–Ох, Ангел, ничего ты и не понял, что ли? Столик опустел и только тихое хихиканье некоторое время дотаивало в воздухе… И вот есть ли мне из- за чего терзаться теперь, да размышлять, кто мне более в компании приличествует из этих двоих? Да они настолько же стоят как меня, так и друг друга, насколько в нашем физическом, духовном и прочих мирах все попереплетено меж собой, поперепутано и следует одно из другого… И насколько всё это, что и составляет все ведомые и неведомые наши жизни, важно и необходимо…

Так что, господа-товарищи Ангелы, да черти, вы того, давайте уж запросто, не такие уж мы и разные… Чинненько, благородненько, да не упиваясь, глядь, да и проясним для вселенной пару-тройку моментов… Мало ли?

Двое и она.

– Ага, скажи ещё «Плохой парень, хороший парень и она», – Аполлодор замолчал. Мы сидели на скамейке в тени аллеи и кайфовали от комфорта, создаваемого высоченными старыми деревами, что не вырубили по каким-то причинам городские службы.

Пару дней назад с работы, с верхотуры крыши, где руководство поручило озаботиться готовностью кровли к предстоящим осенью дождям, заметил две знакомые фигуры, неуловимо отличающиеся от массы разнокалиберных особей мужескаго полу, бегущих, фланирующих и восседающих на новом пешеходном бульваре. Фигурами были старинный мой приятель Аполлодор, ангел Ипполит и безвозрастная дама, чей род занятий даже предположить оказывалось невозможно. На самом углу перекрестка, где бросить авто нормальному водителю и не вздумалось бы, припаркованы сикось-накось белая Нива-пятидверка, в хлам тонированная чернейшая Камри и магических отливов синего Фордовский фургон. Что выглядело странноватым, ни единый экипаж ДПС, даже притормозя для объезда «неудобных» стояльцев, в мыслях не поимел не то, что принять меры, а и поинтересоваться личностями наглецов.

Оживлённая жестикуляция чёрта с ангелом и сдержанные движения дамы смотрелись, будто истинная леди, поставленная между выбором спутника жизни из двоих присутствующих, отвергает обоих, не в силах выбрать лучшего из двух достойнейших.

Ангел хватал девушку за руку, пытался встать на колени и стучал себя в грудь. Чёрт время от времени тоже начинал размахивать перед собой руками, разражаясь длинной тирадой… Дама не единожды порывалась уйти, раз даже сумочку оставила в руках одного из осаждающих твердыню её девичьей души… Но за хлопотами и разглядыванием трещин в рубероиде все перипетии общения троицы разглядеть мне, естественно, не удалось, а когда, обследовав крышу, снова глянул вниз, по свободной улице спокойно катились машины и ничто не напоминало уже «стрелки» тёмных и светлых сил на пешеходном бульваре.

А в обед следующего дня, едва вышел я на волю из здания, у курительной скамеечки нашей организации возник элегантный высокий силуэт. Окружающие мачи, да и хачи, почувствовав отчего-то себя неуверенно, рассосались, позволив нам с Аполлодором выбрать место, где нам удобнее было бы сидеть.

– Зубная фея. –И оценив мою реакцию на сказанное продолжал.: -Вообще-то это Ангелова инициатива, насчёт последнего подарка, но такая она нерешительная, что пришлось вмешаться. –Я попытался раскрыть рот, но он снова опередил: – Бабулька. За девяносто. Жизнь прожила такую, что кабы я, или, скажем, Ипполит, столько сделали бы, нас впору повышать на пару ступеней. Так-то вот. И на старости лет- Альцгеймер. Вот и решил ангел, когда её последний зуб выпал сам собой без боли, крови и эмоций, дать ей напоследок вспомнить эпизод из детства, сказочно далекого и нереально счастливого, когда она первый молочный зубик мышке отдать готовилась. А фея, даром, что у неё память девичья, их только так и отбирают на профпригодность, ударилась в непонятки…

Чёрт огляделся вокруг. Мы сидели, вольготно расположившись на скамеечке, которую люд, казалось не замечал, пробегая мимо. Раз только бутуз трёх-четырёх лет внезапно заинтересовался Аполлодоровой персоной и остановился, в упор его разглядывая. Лицо чёрта сделалось резче, нос отчего-то стал больше и горбатее, над висками обозначились рожки, а глаза засверкали угольками. Пацана как ветром сдуло. Друг же мой веселился, словно сам был ребёнком.