Настоящие, или У страсти на поводу

Торнтон не стал напоминать ей о приличиях и о слухах, лишь кивнул, приглашая присесть.

— Воды?

Белфор была такой хрупкой и тоненькой, что казалось еще немного и переломится. Кто угодно, но только не она. Такие не ломаются, а гнутся под неприятностями, выживают и становятся только крепче. Леонард не понимал, с чего так решил, просто знал.

— Нет, спасибо. Что вы хотите?

Граф сел напротив неё, закинув ногу на ногу и пристально изучая её лицо. Сейчас он мог себе это позвонить. Белфор взгляда не отводила и ненависти не прятала за безразличной маской.

— Я его не избивал и приказа не отдавал.

Почему-то было жизненно необходимо сказать ей и понять, что она услышала и поверила.

— Я знаю.

— И не думал, что он свяжется с бандитами.

Кивок и ледяное:

— Но это затеяли вы. Решили отомстить за пощечину? Вам удалось. Что вы хотите, граф? Артефакт? Хорошо, он у вас будет. И не один. Я отработаю каждую монету из шести тысяч. Вам же уже известна сумма долга?

— Вы же уходите в горы через неделю, — напомнил Леонард.

— Не уйду, пока не верну вам всё до копейки. Если надо, могу подписать обязательства.

— А что на этого скажет ваш жених?

— На кону его жизнь, — резко отрезала она.

— Вас не смущают его увлечения?

Вспыхнула. Алые пятна украсили бледные щеки, делая её ещё моложе.

А ведь она ровесница Селины. Значит, Белфор сейчас двадцать три — двадцать четыре года. А выглядит не старше девятнадцати.

«Белфор… Айола…»

Он никогда не называл её по имени, даже мысленно. А сейчас почему-то решился.

Айола… Непривычное имя, северное, незамысловатое и такое простое, но оно удивительно ей шло. Насколько мужчина помнил, это название какого-то цветка, который рос только в Северных горах среди бесконечных снегов. Маленький, белоснежный, хрупкий и в то же время стойкий, если смог пробиться и выжить там, где другие были не в силах.

— А вас не смущают ваши увлечения, граф? — звенящим голосом парировала она. — Вы ведь тоже игрок.

— Я не азартен.

«Если дело не касается тебя… Всего пара дней, а я уже совершаю поступки, которые мне совсем не свойственны».

— Меня это не касается.

— Но вы сами спросили, — напомнил ей Леонард.

— Граф, я пришла к вам за помощью. Готова принести извинения и бесплатно создать десяток ценных артефактов. Что еще вам нужно?

Если бы Торнтон сам мог знать.

Его молчание её злило и выводило из равновесия, заставляло совершать ошибки, произносить слова, которых говорить не стоило.

— Что еще нужно таким как вы?

— Как я?

— Упасть на колени? Прилюдно извиниться. Облизать ваши ботинки? — От гнева её глаза так ярко сверкали, что ему казалось, он видит саму искру. — Или вы предпочитаете забавы поискушённее? Невинность девушки для вас достаточная цена?

Вот зря она завела об этом разговор, потому что мысли Торнтона пошли совсем по другому руслу и с её участием стали более откровенными, опасными, жаркими. И отклик тела был неожиданно острым и болезненным. Мужчине даже пришлось сесть поудобнее, чтобы избавиться от неожиданного чувства дискомфорта.

— Так вот, граф! Здесь вы не угадали. Мне предложить вам нечего. Совсем. Невинности у меня нет! — чуть ли не выкрикнула она ему в лицо и в ту же секунду застыла, прижимая руку к губам и с ужасом смотря на него.

Разговор зашел слишком далеко. Это понимали оба.

Её слова подействовали на Торнтона как ушат ледяной воды и реакция была неожиданно яркой и злой. Слова сами сорвались с губ, ведя их обоих к краху.

Глава Восьмая. Выбор

— Так вот, граф! Здесь вы не угадали. Мне предложить вам нечего. Совсем. Невинности у меня нет! — и замерла, прикрыв рукой губы, словно хотела остановить слова, которые с них сорвались, попытаться вернуть всё назад.

Великие, если бы это было только возможно.

И реакция Торнтона, который до этого вальяжно расположился напротив, осматривая меня странным, опьяняющим взглядом, была очень резкой.

— Даже так, Белфор? — Его холодному тону могли позавидовать вечные снега Анагорских гор. — Я знал, что нормы морали и этики, которые отличают аристократию от обычных людей, вам чужды, но не думал, что вы дойдёте до такого.

— Вы не имеете право меня судить. Ивар мой жених.

А в ответ увидела, как заходили желваки.

— Гремзи? Кто бы сомневался. Вы считаете меня исчадьем бездны, Белфор? Но у даже у такого как я есть свои принципы, одним из которых является — никаких девственниц в собственной постели.

Я задрожала, тяжело сглотнув.

— Но ведь сейчас всё иначе, не так ли? — тихо закончил мужчина, смотря мне прямо в глаза.

И этот взгляд был как проклятье: резкий, ядовитый и прожигающий всё нутро.

— Что вы такое говорите…

— Я прощу долг вашего жениха в полторы тысячи золотых и подарю четыре с половиной за одну лишь ночь в моих покоях.

— Что? — я резко поднялась и отскочила в сторону, с ужасом смотря на него. — Вы с ума сошли?

Не шутка, не розыгрыш. Я видела это в его глазах. Граф был как никогда серьёзен, озвучивая свой приговор.

— Думаю, это самая щедрая оплата из возможных. Шесть тысяч за одну ночь, о которой никто не узнает. Не беспокойтесь, я умею хранить тайны. И не в моих интересах кому бы то ни было сообщать об этом.

— Нет.