Настоящие, или У страсти на поводу

— А ваша семья? — Если Торнтон думал, что отступлю, то жестоко ошибся. — Они обрадуются деревенщине в качестве вашей жены? Стоит ли дело всех этих трудностей, граф? Ведь кроме дара у меня нет ничего.

— Разве этого мало?

— Я не люблю вас! — выпалила последний довод.

— Я вообще бесчувственная скотина, — спокойно отозвался он, ничуть не смутившись, — не способный на сильные эмоции.

— Я вас ненавижу!

— Это придаст пикантности и остроты нашему браку.

Аргументы кончились. Я еще некоторое время сидела, хватая ртом воздух и лишь потом смогла прохрипеть:

— За что?

Мой вопрос вызвал совершенно неожиданную реакцию. Торнтон изменился в мгновение, как по щелчку пальцев. Вот только что передо мной сидел любовник, уставший, измотанный, один взгляд в светло-голубые глаза которого заставлял моё бедное глупое сердечко замирать от непонятной тоски.

Всего один вопрос, как крик израненной души, и мужчина вдруг резко выпрямился, взгляд заледенел, а черты лица заострились, став угловатыми, резкими и жесткими. Любовник сменился, уступив место расчетливому дельцу, надменному и черствому.

Может, это и хорошо. С таким Торнтоном я знала, как разговаривать и как быть. Он не вызывал в душе раздрай, не путал мысли непонятными взорами. Это был истинный граф Элкиз, гордый и недоступный для северянки аристократ.

Так хорошо, так правильно.

— Это так страшно, Белфор? — выплюнул он зло, а я вздрогнула от того, как прозвучала моя фамилия в его устах: резко, как пощечина. — Или ты в таком шоке от счастья, что совершенно перестала соображать?

— Выбирайте выражения, граф, — выдохнула в ответ.

— Вот именно. Граф. А тебе на блюдечке преподносят титул графини, состояние, земли, деньги, почёт и уважение.

— Фальшивое, — вставила я.

— В нашем мире всё фальшивое, — парировал тот и продолжил перечислять мои плюсы: — Возможность заниматься любимым делом. Я не буду возражать против твоей работы артефактором. Даже буду платить, как и обещал. Можешь откладывать эти деньги и гордиться тем, что сама их заработала. Это ведь так важно для тебя, потешить свою гордость.

— Всё? — с трудом сдерживаясь, уточнила у мужчины.

— Почти. И я в твоей постели.

— Надолго ли? — не удержалась от ехидного комментария.

— Пока не произведёшь одного-двух сыновей. Титулу нужны наследники. А дальше всё в твоих руках.

Меня замутило. Как может он так легко и равнодушно говорить о таких важных вещах. Сын, дети, мужчина в моей постели. Я позволила себе представить это и вздрогнула. Одна… огромный дом, полный чужих воспоминаний и собственной боли. Одиночество, которое не в силах заглушить даже работа. Клетка, золотая, но клетка, которая будет давить на меня из года в год, пока не задушит в своих объятьях.

— Вы слишком плохо меня знаете, граф, — сглотнув ком, тихо ответила ему. — Я не продаюсь.

— Всё продаётся. Надо лишь назвать приемлемую цену. Не деньги, так что-то еще.

— Но не любовь.

— Снова любовь? Мы уже это обсуждали, Айола. Я не требую от тебя и не буду требовать великих чувств и страстей. Хотя страсть в спальне нам пригодится, но там же участвует тело, а не душа, не так ли?

Я молча смотрела на него, ожидая продолжения.

— Послушание, пристойное поведение, манеры, соответствующие статусу графини, верность и благоразумие. Вот и всё, что от тебя требуется. Считай, что это еще одного наше соглашение. Соглашение длинною в жизнь.

— Вы не получите моего согласия.

— Я спас твою честь, Айола. Скандал набирает обороты, прямо сейчас, в эту секунду. Лишь наша помолвка удерживает эту жаждущую твоей крови толпу.

— Какое благородство! Вы так рьяно и показательно перечислили мои плюсы, но забыли упомянуть о своих. Вам то какое дело, Торнтон? В чём выгода?

— А мне казалось, что ты умнее. Неужели не видишь?

— Видела, не стала бы спрашивать, — огрызнулась в ответ. Сидеть на одном месте становилось всё сложнее. Этот мужчина выводил меня из себя, тревожил, заставлял совершать ошибки. — На ум приходит лишь одно. Вам стало скучно. Игра чужими жизнями приелась и захотелось новых ощущений. И тут появилась бедная северянка. Та, которой можно играть как куклой, ломать и заставлять плясать под свою дудку… Но я так не хочу. Сейчас я пытаюсь вырвать из своего сердца одного кукловода, который играл моими чувствами семь лет, как в моей жизни появился другой.

— Только на этот раз выхода у тебя нет. Наш брак состоится.

— Силой потащите в Храм? Угрозами? Ваш любимый способ добиваться желаемого.

— Ты сама пойдешь. По собственной воле.

Его самоуверенность страшно раздражала.

— Никогда. Вы не получите игрушку, которая наскучит вам через месяц-два. Я не позволю сломать мне жизнь!

— Игрушку? — зло оскалился Торнтон, хватая меня за руку. — Для игрушки ты слишком несговорчива, Айола. Хочешь знать, в чём моя выгода? Отлично! Я скажу.

— Мне больно, — прошипела я, пытаясь вырвать руку из захвата. Не вышло.