— За что? За то, что, пытаясь спасти твою жизнь, была вынуждена продать себя Торнтону? — ледяным тоном уточнила у него. — За это ты решил меня спасти?
— Ты с ним спала.
— Ивар, уходи. Твоё прощение мне не нужно.
— Ты это специально? Специально решила меня вывести из себя. Я же знаю, что помолвка ложь. Ты никогда не продашься за деньги, никогда не переступишь через принципы. Слишком гордая, принципиальная и глупая. Думаешь, что мир поделён лишь на чёрное и белое. Но это не так. Слышишь? Не так. Мир серый. И тебе давно пора это понять, сбросить наивные мечты и стать взрослой.
— Уже сбросила. Благодаря тебе, кстати. Ведь это ты всем разболтал о ночи с Торнтоном?
— Я был пьян, — хмуро отозвался он.
— И что? Это должно служить оправданием? Ты сам подтолкнул меня в объятья Торнтона, сам! Не надо винить кого-то другого.
— Айола, слушай! — он попытался схватить меня за плечи и тут же отлетел в сторону с недоумением смотря на свои ладони. — Это что?
— Защита.
— Ты поставила против меня защиту? — всё никак не мог поверить мужчина.
— Да. И в этом ты тоже виноват.
— Тебя послушать, так я всегда во всем виноват, а ты чистенькая и вообще чуть ли не святая.
— Я этого не говорила.
— Но ты себя именно так ведешь. Я мерзавец, а ты несчастная дева, полностью растворившаяся в своих страданиях.
— Ты за этим пришел? Унижать меня? — я сузила глаза и отступила еще на шаг.
— Завтра наша свадьба. В том храме у гостиницы. На рассвете. Ты придёшь?
— Я… — у меня просто слова закончились от такого заявления.
— Я буду ждать тебя у Храма. Если не придёшь, то женюсь на Флоренс.
И крохотная искра надежды рассыпалась пеплом, а сердце покрылось тонким слоем льда.
— Флоренс? — переспросила у него, пытаясь не замечать боль, от которой было сложно даже дышать, не то, что разговаривать.
— А ты думала, я буду стоять в сторонке и смотреть, как ты красиво себя жалеешь? Я мужчина, откажешься ты, найдётся другая.
— Даже так… Тогда желаю вас счастья.
Ивар дёрнулся, словно хотел схватить меня за руку, но потом отступил, помня о защите.
— Не пожалеешь?
— Я сама выхожу замуж. Совсем скоро. О чём мне жалеть, Ивар?
«Разве что о тех годах, которые я провела, веря, что люблю и что любима тобой…О том, что еще не могу забыть, хотя разумом понимаю, что надо…»
— Что ж, — криво усмехнулся он. — Ты сделала свой выбор. Смотри не пожалей.
И ушел.
На следующее утро я проснулась задолго до рассвета, который встретила уже у храма, стоя на улице. Кеб не составило труда поймать, и я велела извозчику ехать на окраину города, попросив остановиться чуть дальше.
Найти укромное место было несложно, напротив располагался небольшой парк, в тени которого я и спряталась.
Я видела, как приехал Ивар, как он стоял, нервно притоптывая и смотря по сторонам, как ждал, но так и не дождался, а потом вошёл внутрь. Видела, как приехала радостная и сияющая Флоренс в сопровождении высокого бородатого мужчины, скорее всего отца.
Я пробыла там до конца службы, встречая молодых.
«Всё кончено… теперь всё точно кончено…»
Вернувшись в особняк, я сообщила Селине, что согласна и готова встретиться с Леонардом для того, чтобы обсудить наше совместное будущее. Внутри словно что-то сломалось, открывая новую Айолу Белфор, чужую, незнакомую, холодную и словно не живую, похоронив старую под толщей льда. Прав был Ивар, хватит уже цепляться за пустые идеалы и пора посмотреть правде в глаза. В нашей жизни всё продаётся и покупается, а бунт одной северянки ничего не изменит. Быть графиней Элкиз гораздо лучшая участь из всех возможных.
«Хочешь чего-то большего, добейся этого сам».
Слова сестры вот уже несколько дней мухой зудели в голове, не давая сосредоточиться и хоть на мгновение отпустить ситуацию, в которую он ввязался. Но дело было не только в Селине, весь мир словно сошёл с ума, испытывая его на прочность.
Армель устроила жуткую истерику с битьём бесценных ваз, метанием статуэток в его голову и слезливыми, полными бессильной ярости мольбами не делать опрометчивых поступков. Это было отвратительно. Комната герцогини, пропахшая дурманящими курительными смесями, была уничтожена всего за пару минут.
— Ты не можешь так поступить со мной, — рычала женщина. — Не посмеешь!
— Я ничего тебе не обещал.
— Ты мой!
— Ошибаешься, — ответил он, стряхивая с плеча осколки стекла, после чего развернулся и ушел даже не попрощавшись.
— Ты всё равно будешь моим! Ты вернёшься! — кричала маркиза ему вслед, но Элкиз даже не остановился, чувствуя невероятное опустошение и грязь.
Его словно вымазали в ней с ног до головы. Больше всего хотелось вернуться домой, войти к Айоле в покои, схватить за плечи и заглянуть в светло-зелёные честные глаза. Но нельзя.
И все остальное общество. Его спрашивали, заискивали и продолжали шептаться за спиной, выдвигая всё новые и новые версии этого скандального союза. Их брак привлёк слишком много внимания, которое никак не хотело утихать.
И тут еще мать, которая наотрез отказалась приезжать на этот фарс и требовала его одуматься, отправив гневную записку.