Настоящие индейцы

– Разный. Даже без маски. На Сибири, на Земле – он один. А на Дивайне я увидела его настоящего. До сих пор ужасаюсь: это насколько же безрассудным надо быть, чтобы сунуть свои мозги в управляющий центр Чужих. Но Дима нас спас. Работать он, конечно, не сможет раньше, чем через неделю…

– Больше. Минимум две недели. Похоже, там идет речь уже о замене обеих ног.

– Тогда остается только Князев.

– Дел, ты меня недооцениваешь. И с ним я тоже говорил.

– И?

– Мне нечего предложить ему. Может быть, у разведки есть, чем его соблазнить?

– А-а, так он отказывается.

– Он не отказывется, он просто выше этого. Говорит, это все мирское, о душе надо думать. Целую проповедь мне закатил. Попробуй ты. У меня сложилось мнение, что он тебя уважает куда больше, чем всех остальных, кто работал по банде Бейкеров. Насколько Князев вообще, конечно, способен уважать тех, кто погружен в мирское. Похоже, у него защитная реакция такая, он теперь прячется в свою веру, чтобы его опять не соблазнили, как в прошлый раз.

– Хорошо. Эту проблему я решу. Бортжурнал?

– Подделан.

– Вот так.

– Да, и никто особо этого не скрывает. В материалах все есть.

Я снова постучала пальцами по столу.

– Где заложник?

– В военной тюрьме. Мимору посадил его до окончания следствия. Как важного свидетеля и вероятного соучастника.

– Можешь перевести его в федеральную?

– Уже дал запрос. Ответа пока нет.

– Что за секретный груз должен был доставить Макс?

Йен с деланым удивлением поднял бровь:

– Ты и это знаешь?

– Дик Монро сказал.

– Ах, Дик… Спасибо. Теперь я знаю, кто у нас сливает информацию. Используем. Дел, про этот груз ничего не известно. Его не должно было быть.

– Но…

– Обычная контрабанда. Ее в третьем округе возят все. Есть грузы «честные», это фактически снабжение незарегистрированных колоний. Есть «нечестные», это уже полный криминал даже по понятиям Фронтира… А тут – действительно ничего не известно. Знали двое. Оба погибли в ходе перестрелки на корабле. И все, что удалось найти мне, – единственная обмолвка одного из пассажиров, которому проболтался парень, впоследствии убитый. Утверждают, что застрелил его Макс. В упор. Безоружного.

– Версий две. Либо Макс хотел присвоить груз – в чем я, зная, сколько у него денег и как быстро он вынимает из воздуха еще больше, сомневаюсь, – либо он не хотел брать этот груз.

– Дел, просмотри все, что есть на данный момент.

– На жену Мимору у тебя что-нибудь есть?

– Работаю.

Я встала.

– Пойду изучать.

– Заходи, как будет, чем поделиться.

– И ты звони.

* * *

– Ну здравствуй, Василий Князев.

– И тебе не хворать, Делла Берг.

Нас разделял стол в зале для свиданий тюрьмы «Онтакама». Я смотрела на спокойного мулата, он смотрел на меня.

Талантливый, на грани полной гениальности, математик, умелый механик и удивительный раздолбай, Князев отдельно прославился тем, что его выгнал мастер Вэнь, а потом сказал остальным ученикам: будете валять дурака – закончите так же, как Васька. Мастер не ошибся: закончил Князев тюрьмой, и очень быстро. Исключительно по раздолбайству, вернее, слабоволию и склонности подпадать под дурное влияние. Может, это все к лучшему: подумать страшно, чего бы Князев натворил, умей он сам подчинять своей воле других. С его-то мозгами.

– Как тебе тут живется?

– Хреново. Не знаешь, моя бывшая жена вышла замуж?

– Нет. Родила мальчишку, назвала Беном, крестила в католичество.

– Вот зараза.

– Это жизнь, Василий.

– Все хотел спросить: а ты кто по вере?

– Агностик. Но крещеная – в лютеранской церкви.

– Православные с лютеранами ладят. В православии сейчас разрешено даже венчаться с протестантками без перекрещивания.

– Да у меня половина семьи такая, половина – такая… Любимый из моих кузенов – православный поп. Сейчас на Земле. Хочешь, попрошу его навестить тебя?

– Было бы хорошо. Здесь есть священник, но другой веры. Мне бы, конечно, православному батюшке покаяться… А твой как?

– Смотря о ком ты.

– Да с твоим боссом все понятно. Он никогда не женится. Даже на тебе. Хотя ты ему нравишься. Но у него та-акой соперник…

– Он погиб. Я вдова, Василий.

– Сочувствую.

– Спасибо.

Он помолчал.

– Тебе правда важно мое сочувствие?

– Правда.

– Почему?

– Потому что я засадила тебя в эту тюрягу, а ты мне сочувствуешь.

– Думаешь, я еще не совсем пропащий?

– Ты идиот, Василий Князев, но ты не подлец.

– Теперь тебе спасибо. Зачем ты пришла, Делла Берг?

– Чип.

– О-о, нет, не буду. Я дал обет, что больше никогда не прикоснусь к чипам.

Это обнадеживает, подумала я. Если он Йоханссону о духовном задвигал, а со мной – вот так по-простому, значит, есть шанс. Чипы Князева пугают, еще бы, они должны его пугать, он в тюрьму из-за подделки чипов угодил. Но это не повод совсем отрешиться от всего земного и потерять надежду. Йен просто не был похож на человека, с которым может связывать какие-то надежды раскаявшийся грешник. Йен слишком похож на следователя, на что с ним надеяться, кроме нового срока…

Я подалась вперед:

– Василий, когда на суде тебя обвинили в убийстве Соломона Герхарда, мы доказали, что ты ничего не знал. Помнишь?

– Ну.