Настоящие индейцы

– Слушай, Маккинби, – Макс поморщился. – Ты умен. Я тоже не дурак. Мне казалось, я знаю индейцев и умею с ними ладить. И когда мы тут очутились, было все замечательно. Мы помогали местным, а они нас прятали. Мы меняли всякие полезные штуки, которые снимали с убитых бандитов, на еду, тряпки… Кожаные ремни, ножи и обувь особенно ценились. За пару почти новых ботинок – кабанчик и полмешка крупы. Специи в подарок. Поди плохо. Мне предлагали в жены дочерей вождей, Иду один раз умоляли замуж выйти – и не какой-то там лесной парень, а приезжий вождь из пригорода. Мне за нее обещали двух выезженных молодых кобыл, раба и золотое кольцо. Офигенный по местным меркам выкуп.

Ида надулась от гордости.

– О том, что нас ищут, мне вообще местные почтари говорили. Почтари! Которые, во-первых, всегда на стороне власти, во-вторых, никогда в жизни не скажут чужаку, что пришло по их почте. И тут внезапно нас хватают. Нас выдали те же самые местные. Когда поняли, что мы уезжаем и больше защищать их не станем. Раз не станем – мы больше не нужны. Вот они такие, настоящие индейцы. Им наплевать, что ты поступил по обычаю, гость царя и так далее. Им наплевать, что ты невиновен. Ты просто больше не нужен. А значит, им можно развлечься, глядя на твою смерть.

– Естественно, – согласился Август. – Потому что ты не учел главного: для индейца решение уехать – объявление о том, что ты хочешь умереть. Ты уехал – ты умер. Мы все, кто приходит извне, для местных – пришельцы с того света.

Все уставились на Нуна и Гдема, которые еще торчали в шатре.

– Да, – сказал Нун, – это так. Чужаки – не живые и не мертвые. Поэтому их можно брать в плен, не боясь мести.

– Но ты же хотел улететь за небо! – воскликнула Дженни.

– Да. И Гдем тоже теперь хочет. Он уже учит ваш язык. И выбрал себе новое имя.

– Если ты не в курсе, Макс, – добавил Август, – вот эти слова – все равно что клятва кровью. Обратного пути у этих ребят нет. Да, считается, что Духи поощряют путешествия… но только по земле и воде. Тот, кто путешествует за небо – уже не тот, кто покинул родину. Родня, встретив уехавшего, привечает его. Потому что в глубине души верит – там, за небом, уехавший живет среди своих давно почивших предков. И потому ему показывают и дают все самое лучшее: чтобы предки радовались его рассказам о родине. Но ему не позволят вернуться насовсем и жить в своем роду. Он уже не их. А уехавшие смеются над суевериями местных. Между ними пропасть. Монику отдали в жены пришельцу? Моника не годилась в жены хорошему лесному парню. Ее таким образом принесли в жертву. Вместе с ее рабом, который мог служить проводником. И тебя с ребятами задабривали, видя в вас прежде всего существ потусторонних. Но при случае вас сдали. Конечно. Потому что боялись. Поэтому у них и с царем такие сложные отношения: царь-то тоже пришлый. Да, суеверия есть суеверия. Подавляющее большинство местных понимает, что это стариковские выдумки. И на самом деле все живые. Просто стали другими. Мы знаем, что их меняет опыт. Человек, который всю жизнь сидел дома, а потом сходил в соседнюю деревню, узнал, что она есть и там живут люди, меняется необратимо. Но недоверие индейцев к чужим имеет под собой именно эту природу. Ты не такой, как все. Это, Макс, называется ксенофобия. Ксенофобия, вросшая в менталитет. Надеяться и полагаться можно только на тех индейцев, которые уехали. Или хотят уехать. Прочие тебя сдадут, как только им предложат хорошую плату. И это не предательство. Предать могут лишь своего. А вы никогда не были своими.

– Тогда мне странно, что ты поверил Хессу.

– С чего ты взял? – удивился Август. – Я тоже ксенофоб.

– А-а, – Макс оживился.

– Беспокойся о себе, – посоветовал Август. – О прочем я уже позаботился.

Шон Ти и индейцы-помощники ушли. Вместо них появился знакомый мне Лур – индеец из обслуги Пиблс, который летал с нами на Дивайн. Похоже, он так и застрял в роли стюарда при Августе. Лур невозмутимо сервировал большой походный стол, обеспечив всех чаем с бутербродами. И начался малый военный совет. Малый – потому что пристрелочный. Август по очереди выслушал всех. Его интересовала банда на Большом Поле, его интересовал наш консул, и его интересовало, кто, по нашему мнению, крышует кражи в совете старейшин. Тут между нами возник спор. Я-то не сомневалась, что это Хесс, дед царя. Но мне возражали, что Хессу незачем, ему и так вся власть принадлежит. А интригует Твин, которого Хесс потеснил. Твину выгодны беспорядки на Саттанге – он всегда может сказать, что они от неправедной власти. Собственно, когда моих товарищей привезли, так оно и было, прямо при них в совете разгорелась жаркая дискуссия между стариками.

– Хорошо, – Август оборвал наш спор. – Макс, Делла сказала, ты нашел старый корабль.

– Да, – Макс чуть откинулся на стуле. – «Кондор» трехсотой серии. Ему лет двести, но что ему сделается-то?

– Сильно поврежден? – Август прищурился.