Настоящие люди

Он с улыбкой вспоминает свои первые месяцы на шхуне. Вначале ему приходилось объясняться почти только жестами и иногда английскими фразами. Первыми словами, которые он мог довольно чисто выговаривать по-русски, были: «пар», «лёд», «вода», «парус» и «паровая машина». Но через полгода он уже довольно сносно говорил по-русски. Матросы его полюбили, и он привязался к ним, хотя многое в них вначале казалось ему странным.

Вот снова вокруг знакомые лица. За два года службы на «Св. Анне» он успел привязаться к этим весёлым людям и полюбить их. вот смеющиеся глаза гарпунёра Денисова, вот повар Колмыков с тетрадкой – Колмыков корабельный поэт. а вот и сам чудный ангел "Св. Анны" – Ермения Александровна Жданко, корабельный врач. как самоотверженно она ухаживала за больным капитаном; Как дни и ночи не отходила от его постели; Как терпеливо выслушивала все жалобы и упрёки; Как, наконец, лечила их самих от цинги, которая напала на команду в середине первой зимовки. Она каждый день приходила на палубу, где все они в тридцатиградусный мороз голыми руками мастерили каяки и нарты. Железные иглы, словно огнём жгли пальцы, которые к концу рабочего дня были отморожены, и их приходилось долго отогревать у коптилок. Также вспоминал Ольгерд, как жили они на корабле. В каютах температура не поднималась ниже -2,5 градусов, а иногда опускалась и до-4, было так холодно, что одеяла примерзали к стенкам каюты. Все стены и потолок были покрыты толстым слоем копоти от жировых коптилок, горевших на тюленьем жиру, только дальние углы были забиты блестящим льдом, со стен и потолка пластами слезала отсыревшая штукатурка, все матросы ходили чёрные, словно трубочисты. И это каждый день – насквозь сырые посещения, покрытые копотью люди, сырость, холод и неизвестность, когда же всё это закончится – и так день за днём, месяц за месяцем, тяжёлых два года. А теперь уже три месяца тянется эта безотрадная белоснежная гладь и тишина, нарушаемая резкими бесприютными криками чаек. И вот сейчас, он так надеялся, что он поплывёт на каяке, но нет, ему приходится идти, идти, тяжело переставляя распухшие ноги, идти всё вперёд и вперёд и, неизвестно, дойдёт ли он.